Отличаясь орфографической и лексической безграмотностью, ученики затруднялись выражать свои мысли, поэтому на каждом уроке, начиная с пятого класса, проводила я небольшие сочинения по опорным словам, началу и концу. Дети учились разделять абзацами вступление, главную часть и заключение, радовались каким-то небольшим открытиям – вместе с ними, видя отдачу, радовалась и я.

Особенной безграмотностью отличалась ученица седьмого класса Люба-переросток, высокая веснушчатая белокурая девочка. Пятьдесят ошибок в диктанте – в сочинениях ещё больше – было для неё нормой. Она огорчалась плохим отметкам, и я терялась, не зная, как сделать её успевающей. Ежедневные дополнительные занятия помогали мало. И когда однажды в одном из диктантов она допустила всего лишь девять ошибок, мы безумно радовались. Впитывая, как губка, мои рассказы, она хорошо училась по литературе. Её заключения очень быстро сделались самыми образцовыми и поучительными. Обычно я их зачитывала перед классом, а Люба, улыбаясь, слушала, будто писала не она.

В конце первого полугодия с большой натяжкой поставила я ей по русскому языку тройку – авансом – и не ошиблась: к концу года она писала вполне удовлетворительно. Закончив седьмой класс, девочка продолжила учёбу в Родинской средней школе. Однажды я встретила её новую учительницу и услыхала похвалу в свой адрес:

– Люба пишет хорошие сочинения, особенно удачны у неё заключения, в которых выражает своё отношение к тому, о чём рассказывает. Она с такой любовью вспоминает вас!

– А как грамотность?

– С грамотностью хуже, но, думаю, выправится.

– А я боялась, что мне придётся за неё краснеть.

– Нет, нет, вы подготовили её хорошо.

Результат моего труда хвалили впервые, и именно с этого времени я поверила в себя и решила, что выбор профессии оказался не таким уж и случайным.

Село отличалось обилием молодёжи – было, где и с кем проводить вечера. Заведующий клубом хорошо играл на аккордеоне. Шумно возвращаясь поздними вечерами, мы любовались, как, словно на новогодней ёлке, мерцали огоньки далёкого звёздного неба, наблюдали, как быстро передвигалась яркая звезда, – оказалось, искусственный спутник Земли. В другой раз морозным вечером по дороге в клуб увидели огромный огненный шар, который неподвижно завис в небе. Не дождались его исчезновения, замёрзли и зашли погреться, а когда вышли, огненного явления уже не было – всё гадали, что бы это могло быть. Через годы в газетах появились публикации о неопознанных летающих объектах – НЛО. Кто знает, может, это и было НЛО?..

Директор школы, молодая пышноволосая брюнетка с обвивавшей голову косой, была лет на десять старше, и между нами сложились отличные отношения. Ученики относились ко мне уважительно, душа комфортствовала, я была довольна и радовалась жизни.

Кроме оплачиваемой работы, на мне висело много неоплачиваемого: редактор школьной стенной газеты, старшая пионервожатая, агитатор и руководитель кружка русского языка среди учителей. Оказалось, грамотность некоторых учителей по русскому языку была просто нулевой – чему я, немка, очень удивлялась.

Заведующий клубом, аккордеонист и весёлый массовик, скрашивал по дороге домой нашу компанию шутками – мы не замечали мороза и заразительно смеялись. Сердце моё оживало. В школе он аккомпанировал детям, готовившим школьный концерт. После репетиций мы обч-но беседовали в учительской, с полуслова понимая друг друга и обнаруживая общие увлечения и интересы.

В конце учебного года мы тепло распрощались, и я уехала в Барнаул на сессию. Иза по-прежнему жила в здании суда, училась (но уже в десятом классе) и была влюблена в очкастого худощавого молодого человека среднего роста.

– Зовут его Борис, фамилия – Исаков, с 1934 года, по образованию учитель, но хочет быть инженером, потому забросил учительство и поступил в институт, – сообщила она.

– Какой?

– Политехнический.

– Он тебе нравится?

– Да, он такой умница! А друзья какие!..

– А родители?

– У него только мать, отец погиб на войне – двух сыновей одна поднимала. Чтобы они могли учиться, переехали из Камня-на-Оби в Барнаул. Боря поступил в Политехнический, а его брат – в Сельскохозяйственный. Живут бедно, на маленькую зарплату матери-ткачихи.

– У них квартира?

– В том-то и дело, что нет!

– Где же они живут?

– Маленькую комнатку снимают в частном доме.

– Главное, что он тебе нравится. (В нашем лексиконе слово «любить» заменялось обиходным словом «нравится»).

– А тебе кто-нибудь нравится?

– Нет ещё, но один парень, достойный внимания, в деревне есть – заведующим клубом.

– И что?

– Ты же знаешь, какая я… дикарка!

– Просто есть женщины, которые сами завоёвывают, и есть такие, которых надо завоёвывать. Мы относимся к тем, которых надо завоёвывать.

– Какая ты стала – философ!.. Наверное, действительно, так.

– Как мама?

– Дома редко бываю. Папа по-прежнему на комбайне, мама – с детьми, хозяйством, огородом. Папа всё жалуется, что нормально заработать не дают. То горючее не дают, то запчасти – мама переживает.

– Ты, если устала, ложись на мою постель. Мы с Борей в зале посидим. Уйдёт – я лягу по привычке в зале на столе.

Я переоделась, умылась под рукомойником и собралась было лечь, как пришёл Боря. Мы познакомились.

– Говорили, на одно лицо – ничего подобного! Похожи, но разница есть. Больше голосами схожи.

– Со стороны виднее. Вы далеко живёте?

– Минут пятнадцать пешком. Обращайся ко мне на «ты».

– Договорились. Я пошла, Иза. Хорошего вам вечера!

– Спасибо, – отозвался Боря.

И начался, как это бывает в экзаменационную сессию, месяц недосыпаний и недоеданий. До трёх-четырёх утра уединялась с вечера в залах судебных заседаний, а в шесть опять вставала. У Изы тоже пора экзаменов – варить было некому. Однажды тётя Маша нас пожалела и после рабочего дня нажарила картошки.

– Желудки, небось, не казённы… Чо их мучите? Идите – горяченько поешьте.

– Тёть Маш, может, этот месяц будете и на нас варить? Картошка, крупы, масло есть. Скажите, что ещё прикупить.

– Ладно, супы и борщ буду на всех варить, остально – сами.

Когда экзамены были позади, начались наши вояжи по городу. Я закупалась – Иза помогала. По выходным Боря фотографировал нас.

До конца отпуска отдыхала я в деревне, у родителей. В день выхода на работу папа Лео вызвался ранним утром доставить меня в школу на недавно купленном мотоцикле: «Тут час езды – не более пятидесяти километров». Я была рада опробовать это рычащее устройство – символ богатства и роскоши. Держусь за отца, с восторгом ощущаю скорость свежего ветра