Мы также столкнулись с трудной клинико-теоретической проблемой с других точек зрения. Как возможно работать и управлять терапевтическими отношениями (с аналитической прозрачностью) с такими реальными, не поддающимися интерпретации элементами, как, например, страх получения информации об убийствах или слышание таких выражений, как «Если бы я уехал, мой отец мог бы приказать убить меня» или «Если бы он знал об этом, ты был бы в опасности», которые соответствуют действительности? Или из-за (воображаемого) страха терапевта, что Коза ностра может почувствовать угрозу из-за психотерапии, и реакции санитара больницы, проявляющего почтение и тревогу при появлении пациента?
Сколько случаев подобного рода могло бы поставить под сомнение хорошо проверенные теории и установки в этой области? Паранойя – повседневная психопатология мафиози (это также верно для фундаментализма, сталинизма, тоталитарных институтов и т.д.). Мафиози постоянно подозревает всех и вся; он боится заговоров против себя (даже со стороны других мафиози); ему трудно принять факты реальности; диффамация в этом мире эквивалентна не только психосоциальной, но и физической смерти. Однако для этого есть причина: «Смерть в этом мире всегда не за горами». Опрос государственных свидетелей стал экстраординарным опытом, начавшимся на анонимной площадке в присутствии сотрудников полиции, компетентных и с психологической точки зрения. Люди перед нами были «трагическими», подавленными персонажами, живущими в абсолютном одиночестве: те, кто сломал корни мощной идентичности и кто в определенный момент вызывал жалость, несмотря на осознание того, что они жестокие убийцы. Большая часть настоящего обсуждения основана на материалах этих сессий. Мы добавим лишь некоторые конкретные клинические данные. Например, эти люди совершали убийства без чувства вины, психологического конфликта, нарушений сна или психических проблем любого рода. Подобно спецподразделениям армии, и, возможно, в большей степени (поскольку обучение начиналось с рождения), они были практически механическими машинами смерти. Сегодня это разрушенные люди, разочарованные частым отказом членов семьи и друзей, неэффективностью (после многих лет действий) правительства в борьбе с мафией (хотя сопротивление магистратов и полиции продолжается), нападками влиятельных политиков и СМИ, а также возвращением «мира мафиози» (сицилийский фольклорист Г. Базиле отмечал: когда кто-то заявляет, что мафии нет, это значит, она повсюду).
Мы упоминали исследование методом группового анализа, имея в виду не терапевтические, а семейные группы, в частности методы понимания внутреннего мира и психопатологии через «субъективный групповой анализ» (Lo Verso 1994). Групповой анализ часто опирается на психоаналитические модели отношений матери и ребенка при рассмотрении внутреннего мира, признавая важность социального, но не устанавливая четкой клинико-теоретической связи между ними. Микроотношения считались значимыми внутри групп, но не для зарождения психической жизни и психопатологии. Это следствие недостаточного внимания к «семейному» вопросу как необходимому переходу, связывающему внутренний и внешний миры.
Мы считаем, что сегодня это следует рассматривать не как несоответствие (Далал 2002), а как неадекватность. Групповые, семейные, этно-психоаналитические и нейропсихологические исследования указывают на важность реляционных факторов для развития психики и психопатологии. Ло Версо (1991, 1995) писал о концепции «трансперсонального» – сверхличностных психических факторах, отложившихся во внутреннем мире (биологических, этно-антропологических, межпоколенческих, институциональных, социально-коммуникативных). Внутренний мир конструируется через нейрокогнитивное развитие, имитацию, идентификацию ребенка и «представление» о нем, формируемое сознательно и бессознательно миром, в котором он рожден (Napolitani 1987), прежде всего семьей (Pontalti 1998).
Концепция психического семейного поля под антропологическим влиянием важна для понимания центральной роли реляционных факторов. Это согласуется с биологией и развитием субъективности, но ограничивает наблюдение (возможно, из-за замкнутости аналитического кабинета и фокуса на индивиде без контекста) при рассмотрении людей, оторванных от своей истории, изначально связанной с другими. «Для нас групповой анализ – это рассмотрение человека в контексте отношений, где он родился и развивался». Никто не приходит из ниоткуда. Внутренний мир развивается через отношения. Это касается не только мафии; у всех нас был семейный мир. В мафиозных и фундаменталистских мирах семья «полная», не оставляя места для рефлексии, субъективности или автономии. Без этой модели мы не смогли бы исследовать феномен психики мафии, анализируемый только в контексте связи культуры, семьи, индивида и преступной организации. Почему в Шотландии нет психологии мафии? Почему индивидуалистические исследования дали мало? Исключает ли существование психических универсалий уникальную психическую историю? Развивается ли она изолированно в культурно-самобытном семейном мире? Наши исследования позволяют обсуждать комплексную модель, интегрирующую эти аспекты.
Не следует ли учитывать, что ребенок с рождения предрасположен к взаимодействию с внешним миром (Robertson 1999)? Или что отцы, матери, бабушки, дедушки, дяди, тети, братья и сестры (Brunori 1996) – люди с собственным психологическим миром, через который осуществляется намерение установить связь с новорожденным? Конечно, обсуждать мафиозо как изолированную монаду научно нелепо: личность мафиози формируется внутри него, создавая его психическую структуру. Мафиози – тот, кто он есть, потому что, как он сам определяет, является частью дерева, выросшего из корня; этот корень – ядерная и расширенная семья, сообщество, мафиозная культура и сама организация, целенаправленно конструирующая будущего мафиозо.
Женщины и мафия: теоретическая основа
Опираясь на предыдущее и в широкой социокультурной перспективе, предлагаем схему структуры Коза ностры через ее идентичность: антропология семьи, контроль территории, психическая идентичность, политические и институциональные связи (Arlacchi 1983). Часто утверждается, что ключевой элемент психики мафии – аморальный фамилизм. Социологические исследования показали, как семейная культура ограничивает развитие индивидуальной свободы ради силы семьи. Психолого-клинический анализ выявляет отсутствие гражданской чувствительности, ставящей личную власть выше социальной; эго становится копией семейной системы. Это привело нас к «психопатологическому» расстройству индивида и окружения: «слабости» эго, ведущей к подчинению мафии ради защиты и статуса. Как в религиозном и идеологическом фундаментализме, «чувство мафии» использует замкнутую систему мышления, нетерпимую к разнообразию. Она
