Кроме того, тексты Федора Михайловича полны людьми, страдающими психическими расстройствами, которые он изображал с медицинской точностью. В книге О.Н. Кузнецова и В.И. Лебедева «Достоевский над бездной безумия» есть такие строки: «При этом важно, что, опережая научную психиатрию, задолго до описания шизофрении как единого заболевания Достоевский в образах своих героев раскрыл основные проявления специфики психопатологии, оказавшиеся ключевыми для выделения ее в самостоятельную форму». Еще хотелось бы обратить внимание на то, что у Федора Михайловича Достоевского в его произведениях такое количество душевнобольных, какого нет ни у одного писателя мира. В.Ф. Чиж[180] писал: «…Так что более четверти фигур – душевнобольных; такого отношения нельзя найти ни у кого, кроме Достоевского». Он и другие известные психиатры, такие как Н.Н. Баженов, В.М. Бехтерев, К. Леонгард, патографы[181] Д.А. Аменицкий, И.Б. Галант, Д. Ранкур-Лаферрьер, И.П. Смирнов и другие, на основе книг Ф.М. Достоевского писали статьи и читали лекции на тему психиатрического исследования его героев. Были опубликованы патографии Родиона Раскольникова, князя Мышкина, братьев Карамазовых и т. д. Но и в настоящее время интерес со стороны специалистов к текстам Достоевского не ослаб. Профессионалы считают, что, изучая их, можно глубже понять то, что происходит во внутреннем мире пациента. Это тот случай, когда творчество привнесло знание в медицину.

В детстве квартиру Достоевских часто посещали врачи, коллеги отца Ф.М. Достоевского, и кроме того, маленький Федор неоднократно тайком общался с больными. И в том, и в другом случае невольно озвучивались истории из жизни подкинутых младенцев из приюта и пациентов из дома для умалишенных. Так что знаком с этой изнанкой жизни Достоевский был с юных лет. Возможно, здесь и кроются истоки его интереса к психическому здоровью. Кроме того, не забываем, что в дальнейшем он встретился с сумасшествием во время пребывания в Петропавловской крепости, когда сошел с ума В.П. Катенев[182], а затем то же случилось после инсценировки казни с Н.П. Григорьевым[183]. А потом были годы на каторге, где он видел и реально сумасшедших, и близких к помешательству и просто непредсказуемых, странных людей. Из-за подлинных и четко сформулированных характеристик и поведения героев книги Достоевского изучаются специалистами медицины как учебники, в которых можно почерпнуть необходимые сведения и знания. «Клиническая правда в большинстве случаев совпадает с данными художественного творчества Достоевского»[184]. Достоевский великолепен в своих описаниях. Например, о Родионе Раскольникове он писал: «Он решительно ушел от всех, как черепаха в свою скорлупу, и даже лицо служанки… возбуждало в нем желчь и конвульсии. Так бывает у иных мономанов, слишком на чем-нибудь сосредоточившихся». Термин «мономан» употреблялся известным итальянским психиатром Чезаре Ломброзо в смысле человека, страдающего от какой-то одной мании. Раскольников, как мы помним, был одержим одной-единственной идеей, захватившей весь его разум. Таких примеров и фигур в творчестве Достоевского предостаточно. Ф.М. Достоевский видел в человеке с нарушенной психикой прежде всего человека, точно такого же, как и все, только существенно более обездоленного и соответственно требующего большего сострадания.

Не менее любопытен тот факт, что, находясь в отроческом возрасте, Федор Достоевский под влиянием книг Эрнста Гофмана делился со старшим братом, что хочет стать сумасшедшим: «У меня есть прожект: сделаться сумасшедшим. Пусть люди бесятся, пусть лечат, пусть делают умным…» Складывается такое ощущение, что будущий писатель всерьез задавался вопросом: «Что было бы, если бы я был сумасшедшим?» – и сам себе отвечал на него, представляя различные варианты эмоций и поведения героев с отклонениями в психике. Д.С. Лихачев[185] писал: «Подобно тому как актер “перевоплощается” в создаваемых им героев, так и Достоевский сам “верил” в действительность им описываемого и перевоплощался в верящего в него». Или же В.Я. Кирпотин: Достоевский «как бы вселялся в кожу другого человека, сливался со всем строем его психической организации и его душевного опыта и с художественным ясновидением устанавливал, что он будет чувствовать и как он будет поступать, и тогда, когда метался в самые неожиданные стороны и углы вопреки всякой логике». Тому есть подтверждение и в реальной жизни, когда Ф.М. Достоевский вживался в образ своего персонажа и мог подолгу говорить и думать, как тот. А.Г. Достоевская вспоминала: «Он мог целыми часами говорить словами своего героя, старого князя из “Дядюшкина сна”…» Достоевский наделял действующих лиц в книгах настоящими психическими заболеваниями, в которые вплетаются отзвуки боли его души. У него имелись опасения по поводу собственного психического здоровья: нервные припадки с достаточно молодого возраста, затем эпилепсия, все те потрясения, через которые он прошел, могли оказать на него свое воздействие. Но, оценивая жизненный путь писателя, мы видим его целеустремленность, работоспособность, отношение к семье и детям, плоды литературного творчества, и это с уверенностью показывает на немалые резервы его ментального состояния, давшие ему возможность преодолеть все тяготы и беды. Существует отличное от общепринятой точки зрения мнение. Современные врачи считают, что «люди с эпилепсией могут концентрировать энергию и себя реализовать – совершаются великие события, социально-биологические и психологические открытия»[186]. А.Б. Гехт[187] сказала: «Если бы Достоевского прооперировали и избавили от приступов, то навряд ли мы почитали “Братьев Карамазовых”». И думаю, что лучше поверить специалистам. Сам же Ф.М. Достоевский оправдывал свою болезнь такими словами: «Человек должен быть глубоко несчастен, ибо тогда он будет счастлив…» Он сам – живое доказательство этих слов.

Рядом со смертью

Узнал я, что не только жить подлецом невозможно, но и умирать подлецом невозможно… Нет, господа, умирать надо честно!

Ф.М. Достоевский

Федор Михайлович Достоевский. 1879

Эмиль Бондоно. Достоевский. 1862

Станислав Косенков. Портрет Достоевского. 1969

Эта глава такая же короткая, как и глава о казни, такая же короткая, как смерть. Федор Михайлович Достоевский всю свою жизнь находился рядом со смертью. Смерть проскальзывает буквально в каждой главе этой книги. Давайте соберем это все в одном месте, чтобы понимать концентрацию боли, которую испытывал писатель. Он рано потерял мать и отца. Прошел через эшафот. Видел гибель людей на каторге. Похоронил первую жену, а через три месяца – брата, с которым был близок. Затем потеря крохотной дочери и трехлетнего сына.