– Не училась, но знаний, чтобы учить малышей, у меня достаточно!..

– Может быть, но как учить в однокомплектной школе, как заполнять журнал, как составлять поурочные и календарные планы, вас не учили.

– Не учили, – упала я духом.

– Пойдёмте в школу. Вы понятливая?

– Нн-е зна-аю, – и, так как, с чего начать, действительно, не знала, решила выслушать, – подождите немножко, позавтракаю.

Спускаясь с высокого крылечка, призналась:

– Василий Николаевич, признать перед работниками райОНО своё невежество я не осмелилась – вас спрошу. И наша школа, и школа в Михайловке – обе малокомплектные, но наша – однокомплектная, а в Михайловке – двухкомплектная. Почему?

– Очень просто: один учитель учит – однокомплектная, два учителя – двухкомплектная.

– Действительно, просто…

Хозяйка встретила нас радушно:

– Здравствуйтя, Василяй Никалаич, а вас – проститя, ня знаю, как звать-вяличать…

– Антонина Адольфовна.

– Адо-ольфавна?.. Учаняки ня выговорять. Давайтя лучча Андревна!

– Ничего – привыкнут: А-доль-фовна.

Василий Николаевич достал школьный журнал, заполненный чисто, красиво и аккуратно; рассказал, как нужно его заполнять.

– Это важный государственный документ, по которому легко придраться к работе любого учителя, так что к его заполнению отнеситесь ответственно. Далее. Вы должны научиться работать с тремя классами одновременно, за 45 минут урока дать всем нужное количество знаний, выработать определённые умения и навыки. Учеников всего восемь человек: во втором классе – два ребёнка, в третьем – три, в четвёртом – тоже три, так что спокойно на уроке не посидишь; устаёшь, оттого что без конца приходится переключать внимание. Детей, вроде бы, и немного, но ведь всех надо выучить! Программы разные. На первом уроке поймёте, чему они у меня научились, чему – нет. Хорошо, что нет первоклассников, – они нуждаются в особенном внимании. Урок надо так организовать, чтобы во время объяснения нового материала ученики других классов занимались самостоятельно с пользой для себя. Объясняйте коротко, самую суть.

Так получила я краткую, но чёткую инструкцию работы в малокомплектной школе.

– А начислять зарплату кто будет?

– Вы. Составите ведомость, с готовыми расчётами отвезёте её в центр, там всё перепроверят, затем ещё раз поедете – уже за деньгами. Два раза в месяц, как минимум, надо бывать в райОНО.

– Когда же ехать – уроки ведь каждый день?!

– После уроков. Давайте научу, как сделать расчёты по зарплате.

Он нравился мне всё больше и больше. Было непонятно, почему этот умный, грамотный человек, отлично знавший своё дело, запил.

– Извините за нескромный вопрос, Василий Николаевич, почему вы… запили?

– От безысходности, однако занятия почти не пропускал. Приходил иногда под «хмельком», но дети меня понимали.

– Мне бы ваши знания!

– Не хвалите, а то расплачусь – отвык. Меня давно не хвалят – только ругают.

– А где ваши родители?

– Не знаю… Растерял всех…

– Как это?

– Ссыльный я. Эстонец.

– A-а… Я тоже ссыльная, вернее, спецпереселенка.

– В эту дыру никто другой и не поедет. Жалко мне вас, молодость вашу, красоту.

– Если школу не построят, уволюсь.

– Это, голубушка, не так просто. Не построят – как пить дать! Держать будут, нажимая на сознательность: партия послала – комсомол ответил «есть»! Установить в этих условиях слежку, держать под контролем – раз плюнуть. Опасайтесь хозяйки: она член партии и сексот, то есть секретный сотрудник. Всё доносит: кто был, с кем говорил, куда, к кому и зачем уезжал.

– Вы преувеличиваете: календарь-то какой – 1954 год!

Он укоризненно посмотрел на меня – дура я или только прикидываюсь?

– Вы что, в самом деле не знаете ситуации?

– Я, конечно, многого не понимаю…

– Возможно, это и хорошо! Но… будьте осторожны.

Предостережения казались излишними и, чтобы отвлечься от этой темы, попросила:

– Расскажите свою историю, Василий Николаевич.

– Историю? – усмехнулся он.

– Хотя бы коротко…

– Коротко – не интересно.

– Всё же?..

– Она долгая, история… И началась, когда мне исполнилось двадцать. Вся жизнь была впереди и казалась бесконечной. А сейчас… Не думал, что жизнь исковеркают, – учился хорошо. Вдруг с занятий сняли, до сих пор так толком и не понял – за что? Будто в каких-то подпольных организациях состоял, против государственной власти что-то замышлял! Абсурд какой-то! С любимой женой разлучили. И началась Сибирь-матушка. Так и попал в эту дыру. Женили на местной, абсолютно безграмотной. Не интересно мне с ней. Родных растерял, письма не доходят – изымают. Вот и запил.

– Но это не выход! Вам ещё институт закончить не поздно!

– Знаю. Тридцать пять, а жизнь кажется конченой. Техникум – и тот закончить не дали – с последних экзаменов сняли, а вы про институт. Нам в институты дороги заказаны. Да и пристрастился я… Напьюсь – меньше думается.

– А дети со второй женой есть?

– Девочка, – оживился он, – такая умница! Пять уже ей.

– Чем заняться думаете?

– Не знаю. Можно, я иногда приходить буду? Помогу, если что…

– Спасибо. Конечно, приходите! Всё у вас наладится, только не пейте. И на работу вас опять возьмут – ведь не хватает учителей!

– Если бы увидеться со всеми, кто был дорог! Может, всё бы и изменилось…

Я не знала, что сказать, чем утешить. Мы просидели дотемна, не заметив, как пролетело время. Когда вышли из горницы-класса, хозяйка сидела за накрытым столом. Борщ, молочная каша, тыква, сало, большие куски белого душистого хлеба – всё дразнило.

– Прошу за стол, составьтя кампанию.

Мы отказались:

– Спасибо, дома накормят.

– Вас, Василяй Никалаич, можа, и накормять. А вот яё – ня знаю. Вы с хозявами будятя питаться али отдельно?

– Ещё не договаривались.

– Садитясь, ня стясняйтясь, посядитя са мной.

– Василий Николаевич, давайте посидим, уважим.

– У мяне и стопачка найдётся…

– Нет, сегодня стопочки не надо.

– Ну и ладна. Присаживайтясь.

Василий Николаевич ел красиво – для глухомани непривычно. Сытный и вкусный ужин проходил, как мне казалось, за интересным разговором.

– Я адна жаву. Рада, када хто-нябудь са мной сядит. Скушна адной, – жаловалась она. – А ваши радитяли далёко?

– Нет, в соседней деревне.

– Галина Васильевна, ведь вы дома были, когда школа загорелась, неужто ничего не видели? – неожиданно спросил Василий Николаевич.

– Ничаво, милок, ня вйдяла. Увидяла факел – выбяжала, там ужа ту-шуть… Горювала со всемя.

– Ума не приложу, почему она загорелась именно тогда, когда я в центре был?

– Можа, от праводки.

– Навряд ли… Думаю, поджёг кто-то. Только зачем? Кому это нужно было?

– Можа, и поджёг, ня знаю.

– А почему именно в вашем домике решили школу сделать? – выдала я мучивший меня вопрос.

– А почаму ба и нет? Я женшина аккуратна, комнаты у мяне бальши. Опять жа – одна я… никто ня мяша.

– Вы получаете деньги