– А что мне говорить? Я не виновата, что у моего отца и Гитлера – одно и то же имя.

– Конечно, не виновата, но давайте что-нибудь придумаем. Какое-нибудь другое отчество.

– Нет.

Она кого-то пригласила, и две женщины в белых халатах, заведующая – третья, долго уговаривали и убеждали на новое отчество.

– Знаете что? Я придумала – Андреевна! Ведь похоже? Соглашайтесь!

– Хорошо, но по документам останусь Адольфовной! – и моя трудовая биография началась с отчества «Андреевна».

Заведующей нравилось, как дети слушали в моём исполнении стихи, рассказы, сказки. Они ко мне привязались и ещё издали при встрече кричали: «Здравствуйте, Антонина Андреевна!» Родители улыбались – я от неловкости краснела.

Однажды знакомились мы со сказкой «Репка». Малышам нравилось инсценировать, они с удовольствием менялись ролями. Все, казалось, уже запомнили текст, каждому оставалось выйти в круг, «на сцену», и рассказать сказку самому – обнаружить память и артистические способности, но дверь вдруг открылась и с заведующей решительно вошло четыре незнакомых человека. Я растерялась – не знала, что делать и как на это реагировать.

– Продолжайте, мы посидим, – разрешил худощавый, видя моё замешательство.

– Из райкома партии и из отдела по образованию, – положив руку на плечо, шёпотом объяснила заведующая и уселась с гостями на стулья вдоль стены.

Я в прямом смысле «взяла себя в руки», присела перед ребёнком на корточки и, будто по секрету, зашептала:

– Сашенька, к нам пришли гости – без нашего, правда, на то согласия. Давай расскажем им сказку! Пусть послушают, они, наверное, не знают её! Согласны, дети?

– Да-а-а! – раздался дружный хор.

– Продолжай так же громко и выразительно, как рассказывал.

– Посадил дед репку. Выросла репка большая-пребольшая. Пошёл дед репку рвать. Тянет-потянет – вытянуть не может. Пошёл дед звать бабку: «Бабка, а бабка, репка-то большая-пребольшая выросла, не могу один вырвать! Будь добра, помоги!» – «Пойдём, помогу!» Пошли они вдвоём рвать репку. Тянут-потянут – вытянуть не могут. Пошла бабка за внучкой. – «Внучка, а внучка, дедушка вырастил репку большую-преболь-шую! Вдвоём никак вырвать не могут. Пойдём – поможешь». Пошли они втроём рвать репку…

Закончил Сашенька – ему захлопали.

– А кто ещё сказку знает?

Взметнулся лес рук.

– Молодцы, можете быть свободны, – поднялась заведующая и позвала няню, – выведите детей во двор.

Едва они вышли, райкомовец сообщил, что пришли проверять мою работу.

– На занятия так не врываются! – возмутилась я. – Воспитанные люди просят разрешения!

Не реагируя, он поинтересовался:

– Как к вам относятся дети?

– По-всякому… – нахмурилась я.

– Они к ней хорошо относятся, – пришла мне на помощь заведующая.

– У кого замечания по ходу занятия? – строго поинтересовалась чопорная представительница из Отдела образования.

Вторая, попроще, как бы погладила меня:

– Всё занятие мы не видели, но то, что видели, понравилось: артистизм, выразительность – ребёнок, видимо, копирует воспитательницу. Несколько изменён текст, но в этом просматривается лишь положительный момент. Мальчик безошибочно назвал не только последовательность героев, но и уверенно употребляет собирательные числительные «вдвоём», «вчетвером», что, согласитесь, для детей такого возраста сложно. Имеет место воспитание чувств, развитие мышления – и всё происходит играючи. Воспитательница молодая, неопытная, но надежды подаёт большие.

Они ушли, и я выплеснула на заведующую недовольство:

– Как можно так беспардонно врываться на занятия?

– Они могут явиться, когда захотят.

– Это непедагогично!

– Может, и непедагогично, но прийти с проверкой могут в любое время, даже в середине урока. Таков закон.

– Неправильный закон! Он занятия ломает!

– Т-с-с! Вслух об этом не говорят. Сейчас – уже не то! Но что творилось в тридцатых и сороковых!.. Это на моей памяти.

– И никто не возмущался?

– Да вы что!.. Все боялись!.. Приходили так же неожиданно и уводили людей… Куда, почему, никто не знал. И люди исчезали. Навсегда. Растерянные ученики досиживали в молчании уроки. Но… не будем об этом. Можете не волноваться, вы им понравились, – по секрету сообщила она, – они под дверью долго стояли…

– Под дверью!?

– Да. Слушали. Никакого компромата не услышали и решили зайти посмотреть. Видимо, возьмут вас от нас…

– Куда?

– Точно не знаю – только поняла, что в школу.

– Какую? – обрадовалась я.

– Не сказали. Где-то учитель запил. Надо заменить, а некем.

Калиновка

«Учительница и заведующая – в семнадцать лет! Из грязи и – в князи», – радовалась я, но когда привезли к «школе», убогому из двух комнат саманному домику, принадлежавшему одинокой деревенской бабе, эйфория моя улетучилась. Разочарование было настолько сильным, что, руководимая импульсом, я забыла о солидности назначения:

– Э-это шко-ола?.. В такой я работать не буду!

– Что за детство? А ещё комсомолка…

– Это пародия на школу! Издевательство над детьми!

– Давайте сначала внутрь зайдём. Внешне, конечно, на школу не похоже. Но что делать? Здание сгорело, а детей надо учить, – оправдывается работник райОНО.

– А почему сгорело?

– Причина пожара не установлена.

– Теперь будут строить новую?

– Планируется…

– Если к лету строить не начнут, в следующем году уволюсь.

– Обязательно начнут! – обещание райкомовца звучит убедительно.

Из маленьких сеней попадаем в прихожую-кухню. В углублении справа, впритык к русской печи, затапливаемой у входа, втиснута заправленная белым кружевным покрывалом широкая деревянная кровать, на ней – гора подушек. С противоположной стороны у единственного маленького окошечка – большой длинный стол, на который ученики сбрасывают шапки и шубейки. Из кухни протискиваемся в горницу-«класс» с тремя длинными партами. На учительском столе примостились глобус и журнал, рядом – большие напольные счёты. На лежанке русской печи – стопочка старых учебников. Второй стул в углу предназначался для одежды учителя.

Прежнего учителя, 35-летнего мужчину (тоже пародией на учителя – небритый и под хмельком), подняли с постели, составили акт сдачи и приёма. Расписавшись, он отправился досыпать.

На квартиру определили меня к двум пожилым старикам, что жили напротив «школы» в большом деревянном доме из трёх комнат.

– А почему в их доме не сделали школу – здесь просторнее, светлее и эстетичнее. Комнаты изолированы! – не унималась я.

– Нельзя, значит! – отрезал райкомовец.

– Почему?

– Не задавайте лишних вопросов.

Тон удивлял, настораживал, вызывал подозрительные мысли: «Нет ли в пожаре, и в том, что школу определили едва ли не в самый убогий домик, какой-то тайны?»

Провожатые уехали, оставив меня, «учительницу и заведующую Калиновской начальной школы», на произвол судьбы. Не зная, с чего начать, я испытывала растерянность. Решив, что утро вечера мудренее, легла спать в доме стариков в отдельной комнате. Каково же было моё удивление, когда наутро заявился бывший учитель – выбритый, сияющий и приодетый!

– Извините, пришёл помочь.

– Не понимаю…

– Вы ведь только что из-за парты! Кроме средней