Петра Шепотинника режиссер говорит, что любит простые названия – «Брат», «Война», «Бензин» («Я хотел бы снять фильм, который будет называться “Бензин”»). «Морфий» – еще одно простое название, вещество, которое используется для обезболивания и вызывает привыкание. Пытаясь расшифровать его значение, критики говорили о том, что наркотиком является революция или саморазрушение, но балабановские фильмы всегда автобиографичны, а его метафоры не требуют многословной расшифровки. Кино – это просто средство для снятия боли.
На съемках
В рассказах Булгакова и сценарии Бодрова мела метель, молодой доктор под ее покровом сражался с уездной жизнью и зависимостью, а революция тихо прожирала русскую провинцию. Однако на съемках картины сработало вечное балабановское «не везет с погодой». «Карма какая-то режиссерская, – говорит Сельянов и упоминает про феноменальное «погодное» везение Рогожкина. – Кто преодолевает – кинематографическое, кто под него подстраивается. Леша сам был против шерсти, и тут против шерсти – в рифму».
«[Художник] Паша Пархоменко построил станцию Сычевка, нам надо было снять прибытие поезда без снега, когда доктор приезжает в самый-самый первый раз, – вспоминает Симонов. – Все было построено за три дня до начала, но на этой ветке перевернулся состав с гравием, и пока его поднимали, мы сдвинули съемки на пару дней. В два часа ночи я задремал, через минут двадцать открываю глаза и вижу, что чудовищный снегопад – не видно фар, не видно ничего. А мы, подчеркиваю, должны снимать осень без снега. И мы пробирались караваном, машины вязли в воде, в снегу, теряли колпаки от колес, номера, мы выходили, толкали. Приехали, поставили камеру. Снег? Ну ладно. Потом пришлось кому-то из героев говорить, что в этом году снег очень рано выпал».
Снега то было с перебором, то не было совсем. «Мы со вторым оператором Петей Сарандуком поехали на рынок “Экстрим” и закупились теплыми вещами так, что нас можно было выбросить на Южный полюс, – вспоминает Симонов. – И потом уже в Твери на съемках мы с ним ржали, что не надо было покупать это все, потому что нам не повезло с погодой и постоянно приходилось за снег бороться. А при этом в трехстах-четырехстах километрах, на Валдайской возвышенности, его было по горло». «В кино нет такого слова “нет”, – говорит Сельянов. – Когда имеешь дело с таким сильным режиссером, как Балабанов, все несущественно. Все будет преодолено, решено. Если нет снега, как решить эту проблему? Засыпать все искусственным снегом – такое решение, понятно, простенькое».
В марте 2008-го, на площадке в Калязине и Кашине (это соседние города в Тверской области, которые не сильно изменились за сто лет) искусственный снег сыпали постоянно; его мгновенно уносил весенний ручей; из-за прогноза погоды съемки перенесли на неделю вперед, но середина марта оказалась не более снежной, чем начало. Проблема с деньгами, которая помешала поставить сценарий в девяностых, не до конца была решена и в нулевые; после «Груза 200» новый проект Балабанова отказалось финансировать Министерство культуры. «Госкино нам показало дулю», – беззлобно констатировал он на съемках. Костюмы шили сами: по словам Васильевой, аренда бы все равно обошлась дороже. Она покупала по 700 рублей списанные армейские тулупы, а потом из двух-трех делала один, пригодный к употреблению.
Помимо Бичевина, которого утверждали очень долго (режиссеру казалось, что 23-летний актер выглядит недостаточно молодо), в фильме в третий раз у Балабанова сыграла Светлана Письмиченко, и второй – Ингеборга Дапкунайте. Анжелике Неволиной режиссер предлагал роль светской львицы Екатерины Карловны, но она отказалась: «Там была голая женщина, сербская актриса [7-05] – я ее потом озвучивала. Вот здесь уже никакие доводы и уговоры не подействовали, но, слава богу, мы не поссорились, а услышали друг друга. Он понял, что я не просто кочевряжусь. Я знаю, когда актеры отказывались в “Грузе 200” сниматься, он переживал. Наверное, режиссеру кажется, что он подарок делает актеру. Но ведь отказываются не от режиссера, а от конкретного материала».
Комиссара Горенбурга, одолжившего свою фамилию у свердловского друга Балабанова, сыграл актер из Петербурга Юрий Герцман – ему даже номер в санатории «Углич» забронировали как Горенбургу. В роли фельдшера снялся Андрей Панин – еще один, не переживший 2013 год.
Отец Рафаил
Во время съемок «Морфия» группа жила в 70 километрах от Калязина, в Ярославской области в пансионате «Углич». Тогда же состоялось знакомство Балабанова с отцом Рафаилом, настоятелем храма Михаила Архангела под Угличем, выпускником МАРХИ, бывшим художником-авангардистом, однажды написавшем портрет Аллы Пугачевой, который она использовала для обложки альбома «Как тревожен этот путь» (1982); в 2011-м он обвенчает режиссера с женой, Надеждой Васильевой.
«Леша крестился во взрослом состоянии уже в Ленинграде, – вспоминает Васильева. – Но доверял только своему отцу Рафаилу, товарищу из Углича. Отец Рафаил знал Андрюшу Мерзликина, он попросил познакомить их с Балабановым – и тот дал ему телефон. Я помню, Андрей сказал Алеше: “Тебя ищет священник, очень хочет с тобой познакомиться”. И когда мы поехали в Углич, Алеша ему позвонил, и они договорились встретиться. И встретились в гостинице. Батюшка пришел с творогом своим, молоком, чтобы остаться, видимо, у нас навсегда – и в гостинице, и в сердце, и в душе». Это он играет священника, который благословляет Полякова перед последним походом в кинотеатр. Эпизод, снятый на втором, неотапливаемом этаже храма Михаила Архангела, можно понимать и так: доктор Поляков не принял благословения, не остался в церкви – он пошел в кино и убил себя.
Священника, который исповедует Бандита в «Я тоже хочу» после убийства и рассказывает ему о Колокольне Счастья «где-то между Питером и Угличем», тоже зовут отец Рафаил.
Глава 8
Последние фильмы: «Кочегар» и «Я тоже хочу»
По воспоминаниям близких, в последние годы Балабанов большую часть времени проводил в своей комнате, в квартире на Васильевском острове. Все форточки были открыты даже в тридцатиградусный мороз, он лежал в кровати в шерстяном шарфе и носках, укрытый одеялом, и дышал морозом. Вокруг стояли пакеты из-под морсов и кислых соков, которые он пил постоянно. Над кроватью висел телевизор – он или спал, или читал, или что-то смотрел.
«Очень ему нравилось с Янковским и с Роланом Быковым кино – “Служили два товарища”, – вспоминает Васильева. – Он его смотрел последний раз за неделю до смерти и плакал. И вообще часто смотрел кино по телевизору – старые фильмы, сериалы вот эти: “Вечный зов”, “Тени исчезают в полдень”. Днем – то, что никто не смотрит обычно, а после