Душераздирающие призывы Эммы не тронули его. До сих пор она считала аксиомой две вещи в жизни: то, что богатство ее отца было неограниченным и нерушимым, и то, что потребности ее мужа имели приоритет над любыми другими требованиями». Именно в это время политического позора и домашних невзгод Гервег стал частым, почти ежевечерним гостем в квартире Герцена. Он не был достаточно сильным человеком в преодолении жизненных невзгод, всегда нуждаясь в посторонней помощи. Унижение Доссенбаха глубоко ранило его душу, и к Герценам он приходил, ища утешения и поддержки. Но он приходил по большей части один. После шести лет супружеской жизни поклонение Эмме начало таять. Возможно, он подумал, что именно ее нерасчетливый, непродуманный энтузиазм толкнул его в нелепую баденскую авантюру, однако демонстративная привязанность Эммы все более его утомляла. Он все чаще раздражался ее громким голосом, замечая, что ее манеры иногда агрессивные, а сейчас она находилась на поздней стадии третьей беременности. Гервег, однако же, все более убеждался, как потом говорил Герцену, что у него «мало вкуса и еще меньше таланта» к семейной жизни[394].

При этом нельзя не отметить еще одного качества Георга – он был поклонником женской красоты, о чем свидетельствует довольно обширный список его побед. Как это контрастировало с прозой жизни с Эммой, к тому же потерявшей важный и значимый аргумент своей любви – деньги!

Как же воспринял Гервега Герцен? В письме к Н.П. Огареву в 1847 году Герцен сообщает, «что очень познакомился с Георгом»[395]. Первоначальное восприятие было восторженным. Поначалу Герцен выделял Гервега из людского окружения, состоящего из плоских и неинтересных мещан. «Георг один русский, т. е. человек, из всех иностранцев в нем одном нет этой западной тупости, которую не прошибешь ни логикой, ни чувством, этой ограниченности падающих натур, кретинизма агонии. Наконец, он лицо, т. е. индивидуальность (о которой Юм и я думаем, что ее нет), а не цеховой, как французы, не лимфатическая абстракция, как немцы, и не противный зверь привычки, как англичане…»[396] Однако, чем более был вхож Гервег в семью Герцена, тем все явственнее понимал несходство взглядов.

«Я никогда никому не принадлежала…»

Понять любовный треугольник Герцен – Натали – Гервег в определенной мере помогают некие культурные каноны, свойственные людям эпохи романтизма. А романтизм, без сомнения, доминировал тогда в России и проявлялся в частной жизни интеллигенции.

Как человек, живший идеей социализма и грезивший о «новом мире, который придет на смену морали и эстетике «мира старого», христианского, Герцен примерял новые принципы к личной жизни. В этом вопросе в лице своей жены он находил сочувствующего человека. Именно Наталья Александровна (Натали) будет активно призывать Гервегов, сначала семейство Тучковых-Огаревых жить коммуной, особым нравственно-эстетическим миром, островом среди океана враждебности и борьбы. Тем более надо учесть еще одно важное обстоятельство: Герцен не разделял личную жизнь и общественную деятельность. Как в призме, они преломлялись в их парижской квартире, куда приходили и друзья, и единомышленники по борьбе, европейские революционеры. По существу, частная жизнь у Герцена была частью его общественного дела, идейно-политической миссии. Западная исследовательница Ирина Паперно тонко подметила этот мотив: «Их трехсторонние (или четырехсторонние) (Александра Герцена, Натальи Герцен, Г. Гервега и его супруги Эммы Гервег. – В.Б.) отношения, длившиеся с 1848 по 1852 г., в период европейских революций, вдохновлялись идеей, владевшей многими в их поколении революционеров-романтиков, о том, что общность в любви есть высшая форма социальной связи, Телос исторических перемен и прообраз будущего, социалистического общества»[397].

Жорж Санд (Аврора Люсиль Дюпен), популярная в Европе писательница

Сближение Гервегов и семейства Герцена объясняет письмо Н.А. Герцен к Эмме Гервег, жене Георга. В письме Натальи одна мысль – устроить личную жизнь коммуной двух семейств. «…Мне кажется, что гармония и счастье наступят для нас лишь тогда, когда наши семейства соединятся. Жизнь рисуется мне такой прекрасной, новая жизнь с вами рисуется мне в каком-нибудь уголке земли… Я не знаю, с кем нам жилось бы лучше, мы могли бы жить вместе еще только с О<гаревыми>. – Дорогая Эмма, я знаю о всех затруднениях, о всех препятствиях и не смею ни советовать, ни просить тебя… но если бы ты желала этого так же, как мы, я не сомневаюсь, ты бы приехала. Я думаю, что ты знаешь деревушку Вето на другом конце озера. Там мы поселимся 1 но<ября> и там будем ждать тебя… Расположена она прелестно. А потом… на берегу моря… на краю земли…»[398].

Именно в такой идеалистической обстановке могут рождаться еще более сильные ощущения. Романтическое сознание во многом усиливалось связью жизни и литературы. В литературе можно было находить прототипы отношений, выстраивать жизнь по законам художественной реальности. И в этом показательно творчество Ж. Санд[399], в котором почти пророчески были прописаны герои развернувшейся драмы. По мнению Карра, любовный треугольник напоминал героев Жорж Санд в ее романе «Маленькая Фадетта». Это история сыновей-близнецов сельского фермера. Старший и более сильный, по имени Лэндри, весел и отважен, любит удовольствия и бурю; младший, Сильвин или Сильвинет, нежен и утончен, у него «слишком чувствительное и слишком страстное сердце» для счастья простых смертных. Сильвинет требует исключительной и безраздельной привязанности своего близнеца; а когда Лэндри находит другие интересы, его охватывает лихорадка. Только маленькая Фадетта, невеста Лэндри, могла его успокоить; но вместо того чтобы потревожить счастье своего брата, Сильвинет в момент высшего самопожертвования оставляет Лэндри и Фадетту в объятиях друг друга и уходит служить солдатом. Этим романтическим энтузиастам сразу стало понятно применение безобидной истории. Веселым и деятельным Герценом был Лэндри; нежным и чувствительным Гервегом, склонным чувствовать, что его никто не любит, был Сильвинет… Натали выступала в роли Фадетты. Справедливости ради надо сказать, что Герцен неохотно и несколько стыдливо отдался этой глупой игре. Герцен редко, да и то полушутя, отвечает на прозвище «близнец» взаимностью. Но Гервег и Натали не знали такой сдержанности[400].

Чем объяснить такой разлад в семье Герцена? Почему романтический порыв разлился