Знаменитые костюмы – те самые кожаные бомберы и малиновые пиджаки – делала не Надежда Васильева, работавшая тогда на сериале у Владимира Бортко, а Татьяна Патрахальцева – она же была художником на «Войне» и «Мне не больно». «Я Таню просила меня заменить, – говорит Васильева, – знала, что она трудоголик, очень ответственный человек и хорошо к Леше относится, поэтому мне было спокойно». Позднее Патрахальцева говорила, что одежду приходилось постоянно отчищать от пятен искусственной крови. «Леша все время говорил: “Давайте крови больше!” Всю кровь художники истратили, а Леша опять говорит: “Давайте больше”», – вспоминал Владимир Пляцковский.

Сам Балабанов называл картину «комиксом» (и именно как серия стрипов был оформлен зал на выставке «Балабанов» в «Севкабеле»). «И не вина эстета Балабанова, что воспитала его страна, где литература всегда была важнейшим из искусств, анекдот оказывался востребованнее комикса, на изобразительный ряд всем было плевать, а технологии обычно как-то искорежены теми, кому попали в руки», – писала Елена Фанайлова в «Сеансе» [6-08]. «Жмурки» с их подчеркнуто непринципиальным сюжетом – это попытка преодоления литературы; ставка тут сделана на изображение (привет подрастающему поколению первых российских визуалов). Отсюда парад узнаваемых лиц – это не люди, а коды, и за каждым лицом стоит свой контекст, который или утрируется, или перетряхивается: Михалков – пахан, Литвинова сразу в двух ролях – официантки и секретарши; продолжать можно до конца титров. Балабанов в интервью [6-09] Дмитрию Савельеву говорил: «Я решил снять фильм, на который пойдет молодежь. Моя задача была – сделать так, чтобы они пришли. В общем, история не моя. Она молодежная. Я ж про этот мир ничего не знаю. Мне вон с Федькой, старшим сыном, контакт найти сложно. Он в интернете сидит, что-то смотрит, что-то читает, чего я не читал. Вот я знаю, какие книжки читал мой папа, и я те же книжки читал. У нас была общая библиотека. А сейчас все разное, поэтому очень трудно. Что говорить про психологию людей, которых ты не понимаешь? Как можно для них снимать кино? Только наугад. Тут либо попадешь, либо промажешь. Вот и все. “Жмурки” – сознательно вторичный фильм, калька с западного кино – тарантиновского и прочего. Я не скрываю это, где-то даже подчеркиваю».

И, дополнительно подчеркивая связь с западным контекстом, на саундтреке впервые в таком объеме звучат англоязычные песни (список явно определялся личными предпочтениями режиссера: Electric Light Orchestra, Stray Cats и Sparks). Молодежь в результате подтянулась чуть позже: в интернете сегодня можно заказать фигурку «Саймона-башкотряса» – и это единственная отечественная картина, в связи с которой кажется уместным чисто американский мерчендайз. Сам фильм тоже не забыт: в августе 2013-го фотомодель Джульетта Алмазова с оружием в руках ограбила нижегородскую кассу микрозаймов, а потом в интервью газете «Комсомольская правда» призналась, что сделала это из любви к фильму «Жмурки». Балабановский комикс прижился.

«Мне не больно»

Через год после «Жмурок» вышел фильм «Мне не больно» – первая мелодрама Балабанова и его последняя работа с оператором Сергеем Астаховым («Жмурки» снимал Евгений Привин [6-10], с ним режиссер не поладил). Сценарий тоже чужой – его написал Валерий Мнацаканов. Три товарища (не без намека на Ремарка) – десантник (Дмитрий Дюжев), дизайнер (Александр Яценко) и архитектор (Инга Оболдина) создали ремонтную бригаду и ищут клиентов. Первая же – Натэлла, она же Тата (Рената Литвинова) – заводит с дизайнером Сашей роман, но квартира не ее – к ней захаживает некий Сергей Сергеевич (Никита Михалков).

«Это не моя мысль, Сельянов мне сказал: “Почитай сценарий”, – говорил Балабанов в 2009‐м. – Я почитал. Смотрю, хорошая мелодрама. Я мелодрамы не снимал еще. Кино несложное, камерное. Думал, сниму, возьму хороших артистов. Позвонил Михалкову. Рената – очень хорошая актриса. Это кино актерское. Я даже себя в соавторы сценария не ставил, хотя много там переделал, но ничего принципиально не изменил. У меня задача была, чтобы девушки заплакали. Заплачут – значит, получилось. Это абсолютно жанровая история, я ей большого значения не придаю, хотя фильм сделан хорошо».

«Тут я абсолютно шел за ним, потому что мне был понятен этот человек, – говорил Михалков о своем герое Сергее Сергеевиче (то же имя было у клетчатого мужа в «Счастливых днях»). – Любящий. Изумляющийся тому, что любит. Прощающий и в то же время страдающий от того, что есть что прощать. В то же время человек жесткий и достаточно коварный – он же записывает ее [на камеру]. Мне он был более понятен, это было менее экстравагантно, нежели “Жмурки”. И опять же – мы [эту роль] пели. В роли должны быть какие-то пики, которые [ее] определяют. Как говорил Бергман: “Меня интересует не то, что актер играет, а то, что он скрывает”. Поэтому для меня его слезы были – то, что герой скрывает. И плачет он, когда его никто не видит, когда он может быть обнажен. По большому счету для меня квинтэссенцией роли было это его откровение, связанное с огромной трагедией предательства и утраты. Я не знаю, пускал ли Балабанов кого-нибудь по-настоящему глубоко в себя. Не думаю. Но нам хватало того, о чем мы говорили, для того чтобы играть эту роль».

Тата смертельно больна, Сергей Сергеевич оплачивает ей жилье и лечение с условием, что она не будет пить, гулять и приводить мужчин. Он просто любит и будто бы ничего не требует взамен (они даже не спят), но сохраняя ей – физически – жизнь, герой Михалкова жизнь у нее как будто бы забирает. В этом смысле Сергей Сергеевич – предтеча Журова из «Груза 200», который с объектом своей любви поступит так же, за вычетом сантиментов: прикует к кровати.

Несмотря на смерть в подтексте, «Мне не больно» – самый нежный и самый радостный фильм Балабанова. Как любой художник, он всегда есть во всех своих героях. В этой картине его проще всего разглядеть в докторе Сергея Маковецкого: тот молодеет в компании молодых и на финальном пикнике