не для того, чтобы снимать дублера. Тогда Уиллис был народным артистом России и всего мира, мы даже не обсуждали, согласится он или нет. Понятно, что вероятность была невелика, но мы говорили про сам проект. Я как-то не проявил энтузиазма. История не сложилась, на мой взгляд. Если бы сложилась, то мы, наверное, пытались бы».
«Жмурки»
Май 2005 года, Москва, Центральный дом предпринимателя. «Мы хотели снять очень смешное кино», – уныло говорит Сельянов журналистам; только что показали фильм «Жмурки», и это провал. Ожидания критиков снова разошлись с тем, что показал Балабанов. Это первая после «Войны» картина, которую удалось доснять. Ждали сильного камбэка, а получилась несмешная комедия. Вся Москва была завешана плакатами с изуродованными гримом лицами Михалкова, Дюжева и Алексея Панина; выглядели они жутковато. Сегодня кажется так: прощание с девяностыми не удалось, потому что с ними никто не прощался – история непрерывна, прошлое невозможно отвергнуть. К тому же два бандита, постоянно крестящийся Сергей и Саймон, по комиксам изучающий английский язык, представляют два вековых российских архетипа – западника и славянофила. Слоган фильма, «Для тех, кто выжил в девяностые», звучит как предупреждение: «Мы вас помним и знаем, где вы сейчас».
Позднее в рецензиях фильм назовут «неожиданным», но ничего неожиданного в нем нет: карикатура – это заострение черт, а черты своих героев Балабанов заострял всегда, просто не каждый раз в комическом ключе. Тем не менее карикатурны были и персонажи его предыдущих картин (снятых и не снятых) – Аслан Гугаев в «Войне», русский пьяница в «Американце», даже девочка Кэт в «Брате».
«Там утрировано все. Плохо, что не поняли люди, что это комедия, – говорил Балабанов в 2009‐м. – У нас нет такой традиции. Я смотрел с народом, народ хохочет в зале, а потом выходит в каком-то недоумении. Все пришли смотреть третьего “Брата”, как я понял потом. И Михалкова обвиняли, что он согласился в таком дерьме сниматься. Он людям объясняет: “Балабанов сделал пародию на себя, свои фильмы”. Он там действительно сыграл смешно».
Герой Михалкова – тезка Сельянова, Сергей Михайлович. Он начинает как провинциальный пахан, а заканчивает охранником Сергея и Саймона, бывших шестерок, а ныне уважаемых законодателей. «Познакомились мы на какой-то вечеринке, – вспоминает Михалков. – Балабанов подошел ко мне, сказал: “Я такой-то такой-то, хотел вам выразить респект и уважуху”. Я сказал, что знаю его картины, очень ценю его и считаю талантливым человеком. Обменялись любезностями – собственно, и все. Потом мы где-то встречались, никаких отношений, дружбы семьями, участия в общих семинарах, обсуждений – ничего этого не было. Потом – череда ужасающих событий, с ним связанных, и с фильмами, и с Сережей Бодровым. Сильно его тряхануло. Потом он позвонил мне, сказал, что у него есть сценарий, прислал мне. Я несколько огорчился и удивился, что он мне предлагает такого банального сериального героя, каким тот был написан. И мы с Балабановым встретились в мосфильмовской гостинице, я сказал: “Неинтересно мне это играть”. Есть актеры, которые в таком практикуются. Не то чтобы я не хотел сыграть мафиозо – просто тот характер, который предлагался, не нес ничего такого, в чем интересно разбираться. Или – что интересно создавать по причине остроты и парадоксальности. Но я видел, что в картине есть некая интонация, которая не похожа на советские подражательные ужастики, триллеры, боевики. Тогда я предложил: давай сыграем просто идиота. Полного идиота. Жесткого, не исключающего, что он может сжечь в камине архитектора, но в остальных параметрах [он идиот] – сын такой же балбес, он сам боится жены. Разговаривает он так – немножко под Михал Сергеича Горбачева: “Мамка заругает”. Мы стали импровизировать разные ситуации, было очень много импровизаций текстовых – импровизация же идет от актера. Мордюкова в “Родне” постоянно импровизировала: “Что ж мне – сидеть на стуле, смерти ждать?”, “Не спи, рыбак, – проспишь путину”. И в данном случае <многое> тоже шло от меня. Когда характер ухватил немножко, это потянуло за собой определенный костюм, грим, его историю, татуировки, а какие татуировки? Как только ты договариваешься о характере и как только ты его хотя бы эскизно показываешь режиссеру и он говорит “да”, тут включаются все остальные компоненты фантазии, правдоподобности, утрирования и так далее. Это вещь, в которой очень много привходящих разносторонних движений при одном условии – когда вы договорились базово, кого вы играете. Что за человек? Может он совершить некий поступок? Нет, не может. А вот этот – может. Если бы он не пошел на мое предложение, я бы отказался, несмотря на то что мне очень хотелось с ним работать. И Балабанов это принял, а дальше мы пели. Я лично получал удовольствие. Потом мне рассказывали, что группа ужасно нервничала, что я сейчас приеду и буду режиссировать, что полная чушь – я никогда в жизни не вмешиваюсь в режиссуру; просто не снимаюсь у людей, к которым надо вмешиваться. Могу предложить какие-то решения, связанные с моей ролью, но никогда не лезу… И это очень оценил Леша, который сказал: “Михалков – настоящий профессионал, который никогда не лезет”. Мне с ним было очень легко».
Памятный монолог Михалыча про «просак» – тоже импровизация Михалкова: «Это моя старая шутка», – говорит он.
Ни во время съемок, ни после Михалков так и не узнал, что «Жмурки» (как и «Мне не больно») были поставлены по чужому сценарию: «Я не замечал этого. Когда внутри что-то переделывали, это делал он. Я не видел другого соавтора».
«Изначально это был сценарий Стаса Мохначева, такого молодого человека, юного футболиста, который пошел по пути Тарантино: получив травму, устроился в видеопрокат и всего насмотрелся, – вспоминает Сельянов. – Он написал сценарий за сутки, от руки причем. Алеша его достаточно переписал, поэтому его имя там тоже стоит». Сам Балабанов говорил, что оставил криминальный сюжет (самая непринципиальная часть картины), но переписал диалоги. Критик Алексей Медведев, который встречался с Мохначевым и читал его сценарий под названием «Кавардак», утверждает, что изменений было внесено на удивление немного: Балабанов попросил автора дописать пролог – лекцию о накоплении первоначального капитала в исполнении Жанны Болотовой, добавил финал с видом на Кремль, собственные пластинки, привезенные из Англии, и гэг со студентом-медиком, который вместо инструмента достает из саквояжа учебник (это очевидный парафраз еще не снятого «Морфия» – доктор Поляков там таким же образом принимает сложные роды).
«Жмурки» – один из трех фильмов Балабанова (после «Брата 2» и «Войны»), в котором возникает Москва, и тоже в карикатурном виде – сразу Красная площадь и концентрация власти
