— Селжант, — спросил Железняк, выкукливая из капюшона липо с вконец отсыревшими усами подковкой, — каких делевьев больше всего в лесу? Или защитной полосе? Без лазницы… Кливых, селжант. А еще в техникуме учился.

— Нашел время… Лучше под ноги гляди. Шоркаешь по щебенке… Слышь, вроде кашляет кто-то. И не один. Или мне чудится?

— Нет, Вань, — вполголоса молвил Ярополк, — это не галлюцинации. Действительно кашляют. Кабачок, куда прешься? Оглох совсем? Попридержи его, брат Куприян, за плащец.

Притихли. Будто и не имелось ни одной живой души посреди стиснутой полевыми кленами шоссейке, которая казалась брошенной на дно горного ущелья тропой.

— Хрень какая-то, — выдохнул Тарасик. — Мы что, набрели на лазарет для чахоточных, которых, за неимением более подходящего помещения, разместили в сарае на отшибе?

— Насчет сарая ты определил верно, — согласился Ярополк. — Только это не лазарет, а овчарник. И кашляют овцы так, что за человека принять можно. Ну, точно — ферма. А возле фонаря на столбе — чабанская хибарка.

— Спасибо поводырю, — раздраженно молвил сержант Тарасик. — В точности повторил подвиг матроса-партизана, который шел на Одессу, но вышел к Херсону.

— Я что? Это сука одноглазая подвела… Ничего, велнемся, молду начищу.

— Для начала следует начистить тебе, — жестко пообещал тезка грозного князя. — И вообще, стряхни дождь с морды лица. Слова в усах застревают.

— Кончайте собачиться, — приказал Тарасик. — Куда шли, туда и пришли… Видно, так карта наша легла. За неимением же особняка вдовой крановщицы сгодится и чабанская хибарка. Поэтому, как сказал комбат, вперед и с песнями.

Утвердив карабин на сгибе левой руки, первым вышагнул из кленового ущелья. Доносившийся из вдавленного в пологий холм сарая кашель усилился, а чуть позже к нему присоединился плеск, который издает льющаяся в переполненную бочку вода.

После долгого блуждания ночной степью свет фонаря показался неправдоподобно ярким. Он сарафанным колоколом ниспадал со столба, и в трепетных оборках его путались оглодки каких-то растений. То ли пижмы, то ли вобравшего в себя горечь скудных косогоров полынка.

Костяшками пальцев Ярополк отстучал в освещенное изнутри и занавешенное газетным листом окошко напевное: «Дай, дай закурить». Но, не дождавшись ответа, несколько раз пнул низенькую дверь берцем. Тем самым, которым едва не отправил дедов в межпланетное путешествие.

— Хто?

— Болт в пальто! Открывай, если не хочешь заполучить гранату в окно… Защитники родины пришли, баранья твоя башка!

— От товарышша комбата? Так бы сразу и сказалы… Заходьте. Токи нагинайтесь.

— Явно не особнячок вдовой Майны, — молвил тезка грозного князя, окидывая взглядом комнатушку, треть которой занимала печь с расхристанным зевом. Кроме печки еще имелся застеленный бордовым одеялом топчан, накренившийся стол и стреноженные в ряд стулья. Скорее всего, из упраздненного за ненадобностью сельского очага культуры. И все это вместе взятое выглядело так, словно в комнатушке произошло землетрясение локального характера.

Не миновало оно и висевший рядом с окошком портрет вождя мирового пролетариата, который представлял копию нагрудного украшения Ярополка. Только превращенный мухами в отхожее место и недавно сдвинутый с привычного места, о чем свидетельствовал относительно чистый треугольничек стены.

— Похоже у хозяина произошло выяснение отношений с главным бараном, — усмехнулся Ярополк и, обращаясь к своим, добавил: — Рассупонивайтесь. Кажется, пришли…

Хозяин избушки был лишь самую малость пониже тезки грозного князя. Однако из-за чудовищной сутулости казался среднего роста. Возможно, слишком часто приходилось кланяться низкому косяку, или же на поросший лохмами цвета степного полынка затылок чересчур давило ненавистное небо.

Собственно, чабан сильно смахивал на полураскрытый плотницкий метр. Только одетый в брезентовую куртку и такие же штаны. Причем очень засаленные. Такую одежонку на ночь можно ставить в угол, не боясь, что она грохнется от неосторожного прикосновения.

Освобождаясь от карабина, все еще увесистой сумки и дождевика, Ярополк улыбнулся пришедшему в голову сравнению, однако вслух произнес:

— Как звать-величать хозяина ниспосланного провидением приюта?

— Шо?

— Зовут тебя как?

— Ну, Byлера.

— Странное имячко. Ах да, очевидно, сказывается легкая заложенность носа. Но не стану придираться. Каждый из нас, брат Вулера, горбат… На свой манер. Так ответь мне, пожалуйста, почему хибарка выглядит так, будто неподалеку произошло землетрясение?

— Бандюкы из сусиднього сэла, — сумеречным голосом ответил чабан. — За вивцямы позапрошлой ноччю прыходылы. Заскочылы, мы из сменщиком як раз вэчерялы. И давай нас вязаты. Лампочку розбылы. Добрэ, запасна була.

— То-то удивительно: все засижено мухами, а лампочка чистая, — Рассказывай дальше…

— Шо розсказувать? Колы бандюкы пишлы, сменщик розвязався. Почалы лампочку вкручуваты, а пид ногамы щось закрэктало. Оказувается, бандюкы по запарци свого повязалы. Й рота тряпкой, шо биля порогу, заткнулы.

— Вы, конечно, на бандюке сполна отыгрались…

— Ни. Я йому тикы пару раз в харю бутинком дав. И усе. Утром до товариша комбата отвэзлы. Участковый мэнт ще до боив у тыл здрыснув. Ну товариш комбат и розибралысь. Тэпэр бандюкы окопы рыють…

— Овец вернули?

— Одну бандюкы зжэрлы, другу товарышш комбат соби оставив. За роботу. Тикы мы не проты. Казалы, якщо трэба, хай солдатив за мясцэм присылав… А вы хиба ни вид нього?

— Нет, друг Вулера, — ответил сержант. — Мы сами по себе. Ладно, будем считать знакомство состоявшимся. И теперь не грех подумать о ночлеге. Топчана на всех явно маловато. Да и тот Кабачок успел занять. Ишь, как голубков пускает…

— Сино пид нависом е, — предложил чабан. — Нэхай хтось из хлопцив зи мною сходыть.

— Дельно, — одобрил Тарасик. — Железняк, появилась возможность искупить вину. Кабачок, вира мослы!

— Да он полностью глухой, — доложил Ярополк. — Звукоприемники грязью забиты. Но ничего, сейчас я его к бочке с водой сведу.

Однако водные процедуры пришлось отставить. Представитель овощной династии полностью отключился от внешнего мира. И, судя по прерывистому дыханию, снились ему заполненные грязью дождевые канавы, обиженная человеком хлебная нива, а за компанию — сумевший разглядеть в сплошной темноте лишнюю руку тезка грозного князя.

— Хрен с ним, — великодушно решил Ярополк, — пусть дрыхнет. А нам с тобой, Вань, стоит пораскинуть мозгами. Боюсь, как бы не к сепарам нас занесло.

— Чего так решил?

— Вулера этот мутный… «Товарышш комбат», Ильич на стенке.

— У тебя на груди тоже не голая русалка. Впрочем, одетые едва ли встречаются.

— Когда это было? Можно сказать, в эпоху ранней бронзы.

— Вот и Владимир Ильич с той поры висит. Везде провели декоммунизацию, а на овчарник не заглянули. Да и тебе за пазуху… И не похож Вулера на сепарюгу. Наш человек. Хохолик.

— Если бы не война, разве об этом гадали сейчас…