на которой пасутся дикие бараны. Рядом горная речушка с кристально чистой, холодной водой. В летнем воздухе избыток тишины и кислорода. Высокие травы так свежи, что кажутся картинными. Шаманство девственной природы настолько сильно, что я легко представила пещеры древних людей и себя в них…
Вечером собрались гости. Они восхищались «хорошенькой» женой – Валентин, хмурясь, воротил нос, я торопилась перевести разговор: «Может, самолюбие страдает?»
Так прошла неделя. Я не понимала причину дурного настроения мужа: что бы ни говорила, ни делала, оставалась «без вины виноватой». Домой, из отдыха, вернулась не отдохнувшая. В городе Валентин по обыкновению днями куда-то исчезал – вечерами добрел.
На работу в первую смену уходили мы оба, во вторую – тот, у кого по расписанию были уроки – после ссор Валентин, однако, не оставался. В один из таких стрессовых дней поехала я после первой смены к Изе просить в «няньки» одного из её мальчишек. Иза долго не соглашалась: 6-летний Костя был старше Юры всего на четыре года.
– Главное, Иза, чтоб они не боялись. Вдвоём им веселее будет, а оставить Юру одного – испугается,
И она нехотя согласилась. Вдвоём с Костей приходим в детский сад за Юрой, он увидел его и разулыбался. Когда узнал, что останутся вдвоём, засиял от удовольствия. Я готовила ужин, наставляла никому не открывать, раздеться и лечь, когда маленькая стрелка подойдёт к девяти. Постелила на диване, рядом поставила раскладушку: «Ложитесь, куда кто захочет», – и ушла на работу.
В 23.00. поднимались мы на железнодорожный путь. Ещё издали вычислила нашу квартиру: все три окна были ярко освещены. В страхе, что же могло случиться, бросилась к дому. Влетела на второй этаж – дверь была открыта настежь!.. Вошла – тихо. Худенький Юра лежал нагишом на раскладушке, коренастый Костя в маечке и шортиках спал на диване. Прошлась по выстывшим комнатам. Всё, вроде, цело. Тепло их укрыла и успокоилась.
Объяснить причину открытой двери Костя утром не мог, про свет сказал: «Включили, чтоб не страшно было». После завтрака он давал нам концерт – пел и плясал, заранее предупредив, что больше любит петь. Обыгрывая вечернюю ситуацию, придумывал тексты. Забыв про стрессовую ситуацию, я трясла животом.
Проза быта не отступала. Как-то осенью помогала я одеваться Юрику. Дошла до тёплых носочков – он воспротивился:
– Они коляются.
– На колготочках колоться не будут.
– Нет, будут!
– Нельзя без тёплых носочков – ножки замёрзнут.
– Не хочу носочки! – сидя на стульчике, упорствовал он.
– Маме некогда – на работу опоздаю. Одевайся сам, – и пошла собираться.
Одевалась и временами заглядывала на кухню. Юра по-прежнему сидел на своём стульчике.
– Сынок, поторопись. И кофточку надень.
Он молча натянул кофточку.
– Молодец, а теперь ещё и носочки.
– Они коляются, – повторил он.
– Других нет. Бабушка старалась – вязала, чтоб ножки не мёрзли!
– Я побрился. – вышел из ванной Валентин. – Юра готов?
Я торопливо начала натягивать на него носочки. Он кричал.
– Ты что тут с ним делаешь? – показался в дверях Валентин.
Увидел нашу борьбу, оттолкнул меня, схватил за шиворот Юру, приподнял, опустил, схватил неведомо откуда оказавшуюся на подоконнике длинную, прямоугольной формы чёрную резинку, сдёрнул с него штанишки и начал безжалостно хлестать голое нежное тельце.
Раздался вопль, похожий на предсмертный. Попыталась выхватить Юру – Валентин отшвырнул меня, и я расквасилась на полу.
– Не надо! Не надо! – кричала я, безуспешно пытаясь вырвать истошно кричавшего ребёнка. – Опомнись!.. Перестань – пожалеешь! – подскакивала, но, отброшенная злобной силой, ударялась об угол стола или стену.
Наконец, крик стал ослабевать. Отбросив в сердцах резинку, Валентин вышел из маленькой кухни: «Через минуту зайду, чтобы носки были на нём».
Я бросилась к Юре – мокрые глазёнки не понимали… Прижала его и беззвучно зарыдала сама. Понимая, что надо объяснить поступок отца и тем самым успокоить ребёнка, сказала, глядя в заплаканное личико:
– Папа все равно тебя любит. Он рассердился… Тебе больно?
Он молча кивнул.
– Я люблю тебя. Очень. Миленький! Давай помогу.
Он послушно подставил ножки, и я натянула носки.
– У него стресс. Не надо сегодня в садик! – глядела я с мольбой на Валентина. – У тебя нет уроков, посиди с ним!
– Ничего, пусть привыкает слушаться.
– Валенти-ин!..
– Сказал – пойдёт! – отрезал он.
– Пойдём, сынок, помогу пальтишко одеть.
Я поцеловала Юру, и они вышли.
После уроков заторопилась в садик.
– Вы кем работаете? – встретила меня негодующая воспитательница.
Я молчала.
– Вы кем работаете? – зло повторила она. – Что – стыдно?
И, так как я молчала, она будто собак с цепи спустила:
– Да какая вы после этого учительница? Вас и близко к детям подпускать нельзя! Он с самого утра на ножках – сесть не может! Всем кровоподтёки показывает… Надо было лицо его видеть, когда он рассказывал!.. Мы все плакали: и дети, и взрослые… Вы не родители – палачи!
– Скажите об этом отцу, – тихо проплакала я, одевая Юру.
– Почему не помешали? – продолжала она гневный допрос.
– Не смогла, – и мы тихо отправились домой.
– Пусть завтра дома побудет! – крикнула она вслед.
Когда я дома взглянула на раны, мне стало дурно. Уложила Юру на животик и убежала в аптеку. По пути зашла к своему врачу. С диагнозом «Вегето-сосудистая дистония по гипертоническому типу» я вместе с ребёнком неделю набиралась сил. От голоса отца Юра напрягался и затихал.
С Валентином мы долго не разговаривали. Примирение состоялось лишь после письма из деревни. Обычно писала мама, но в этот раз конверт был подписан рукой папы Лео, и я испугалась:
– Что-то с мамой случилось.
– Не паникуй, мало ли что, – взял он письмо.
Отец писал, что маму положили в больницу, что дом заносит снегом и что один не успевает он.
– Что же делать? Ситуация… – Валентин озабоченно вернул письмо на стол.
Мы помолчали. Я с надеждой спросила:
– Останешься с Юрой?
– И чем ты ему поможешь? Ни снег отбросить, ни воды принести.
– Хотя бы варить буду.
– Отпрошусь у директора и несколько дней поживу – помогу, чем смогу, – решил он.
– Варить ведь надо – «колхоз» кормить.
– Не пропадём. Что-нибудь сварим – не до вкусненького! – и ранним субботним утром уехал на поезде.
Что он увидел, превзошло всякие ожидания. «Занесло» – мягко сказано. Высокая снежная гора разделяла дом и сарай, что в сорока-пятидесяти шагах друг от друга. С дороги дом не просматривался. Летняя кухня угадывалась по торчащей из-под снега трубе. Чтобы дойти до сарая, надо было по снежным ступенькам подняться на гору, затем по таким же ступенькам спуститься и нырнуть в сарай. «Да, работа предстоит…» – думал Валентин, пробираясь к