– Вот это уже на правду похоже. А что в боях участвовал, помалкивай – засмеют, – оставил Володя издевательский тон.

– Собственные сыновья и те не верят! Да-а, обидно, – жалуется отец.

– Обидно, да не смертельно, – афористично успокаивает мать.

– Докажу, все равно докажу! Вот только последние цифры воинской части не помню. И в военкомате не знают…

В один их бесцветных осенних дней отработал он смену и в серой массе рабочих шагал к проходной. Вдруг мужчина рядом, как на столб наскочил, – уставился подозрительно и зашагал рядом.

Не отставая, он всё продолжал разглядывать отца.

– Чо разглядывать? Я не вор какой! – не выдержал папа Лео.

– Ты – Лёнька! Угадал? – засмеялся тот.

От неожиданности отец остановился, но ответил в том же духе:

– Ну, Лёнька – и что?

– Вот это да-а! Давай у сторонку отойдем.

Кроме нескольких человек из цеха, папа Лео никого не знал, а жизнь учила быть подозрительным и недоверчивым. «Не наедине – на людях говорить надо», – решил он перестраховаться.

– А чо здесь стоять? За проходной и присядем, – сказал отец.

– Тут недалёко столова с буфетом, зайдём – по стопарику хлобыснём!

– Да ты кто такой? Откуда? Я, брат, учёный – не подъезжай! Если из КГБ, так и скажи.

– Какое КГБ? Ты чо, Лёнь? Я табе часто вспоминал. Многим про ентот случай рассказывал. Ну, присмотрись, можа, упомнишь?

Хмурое лицо отца начинало разглаживаться, схлынувшее напряжение сменилось растерянностью.

– Не-е, не припомню…

Они замолчали – пора было предъявлять пропуска.

– Значить, такой… – заговорил незнакомец, пройдя вертушку, – а ты мало измянилси. Няужто ня помнишь госпиталь у Курске?

– Госпиталь?! – выдохнул отец. – Не помнить госпиталь?.. Тёмну фигуру пехотинца в ночи? И нож лётчика?!

– Ня забы-ыл! – протянул незнакомец. – А ить кабы не я, лётчик и убил бы табе. Ён всё думал, шо ты германец…

– Так это ты? Пехотинец?! – жадно разглядывал его отец, обнимая. – Господь знает, как я этого хотел! Вот и столкнул – устроил встречу.

– Пойдём у буфет, – гудел солдат, – енто дело отметить надо.

– Пойдём, а я б тебя не узнал, – они обнялись и двинулись к буфету.

– Понятно, постарел…

– Да нет, и я постарел, но ты ж узнал! Я больше костыли твои запомнил – боялся, шо они в меня полетят. Да и слаб был, к лицам особо не приглядывался. Запомнил токо напряжённу атмосферу и тебя, как светло пятно.

Сели за столик. Вспоминали прошлое, говорили о житье-бытье.

– Ён, лётчик, хучь и образованнай, а дурак: ня понимал разницы меж фашистами и вамя, нашимя немцами. А ты ня обижайси, зла на ёго ня дяржи.

– Да я и не обижаюсь – понимал, шо он просто фанат безмозглый. А с тобой очень хотелось увидеться. Жизнью тебе обязан!

– Я, как увидал табе, обомлел – ну, Лёнька, и всё тут!

– Я не употребляю, а ты пьёшь, вот и подкосило тебя.

– Правду-матку колбасишь. Ня удалась моя жизня. Жаву с третьяй… и опьять скандалы. Дятей растерял… Ня за енто мы дрались.

Весь вечер, вплоть до закрытия буфета, провели они в разговорах. Крепкое мужское пожатие – и они разошлись. Отойдя несколько шагов, отец крикнул в темноту:

– Слушай, не помнишь две последние цифры воинской части?

Солдат назвал их, махнул рукой: «Ну, бывай!» и – ушёл.

Обеспокоенная его долгим отсутствием, мать радостно бросилась на звонок, но, видя, что отец едва держится, сникла. Ни слова не говоря, молча провела к дивану.

В одно из воскресений, когда я приехала к родителям, папа Лео решительно придвинул мне бумагу с ручкой:

– Сегодня ты должна поработать – в воинску часть заявление написать…

Вскоре отец получил не только справку, но и затерявшийся в ожидании хозяина орден Отечественной войны второй степени – неверие сыновей было отмщено. Как ветеран Великой Отечественной, он до конца жизни получал ещё и повышенную пенсию.

Долго высматривал он на проходной своего спасителя, чтобы пригласить в гости, да так ни разу и не встретил. Через годы узнал, что он умер от инсульта через несколько дней после неожиданной встречи.

Став роковой для спасителя, встреча оказалась козырной в судьбе папы Лео: помогла защитить честь не только перед сыновьями – перед Родиной тоже!..

Размышления о мужчинах

Преимущественно женский коллектив решено в колонии заменить мужским. Чья это инициатива, колонии или райОНО, неизвестно. Жалко отзывчивую и добрую Галину Дмитриевну, работавшую со дня открытия школы, прекрасного человека, толкового и добросовестного завуча. Человеческие и административные качества – сочетания редкостные, но в ней они были. Свой уход Галина Дмитриевна объясняла болезнью сына, но мне казалось, что она, человек очень мирный, хотела просто опередить предложение об уходе. Ожидание нового завуча держало многих в напряжении.

Однажды после закрытого партийного собрания (события, на удивление, редкого: были они всё больше партийно-профсоюзными) новый директор пригласил меня в кабинет.

– Вы в колонии пришлись «ко двору». На партийном собрании все сошлись, что, кроме вас, освобождающуюся ставку завуча предложить больше некому; опыт работы у вас есть.

Предложение не удивило – шепоток висел в учительской.

– Не стоило это выносить на партийное собрание – я не коммунист. И хвастать мне нечем: завучем работала недолго, больше не хочу. А… Вы что – забыли, что я тоже женщина?

– Предложение почётное – подумайте. А что женщина – останутся те, у которых в колонии работают мужья.

– Это несправедливо. Ирина Александровна и Галина Дмитриевна ничем себя не скомпрометировали, а уж работают… в несколько раз лучше многих мужчин.

– Но к ним, как к женщинам, пристают осуждённые…

– Ко мне тоже пристают. Главное не это, а как на приставания реагируют.

– Осуждённые понимают, что у вас муж.

– Это не аргумент. Мне, конечно, лестно доверие, но… я прежде всего мать. Буду завучем – свободной минутки для моих малышей не останется, а центр вселенной на сегодня для меня не работа – семья. Я уехала из деревни… Замужество было одной из причиной.

– Мда-а, – протянул он, – не думал, что откажетесь. Теперь в районо надо ещё и завуча просить.

– А Валентин? Чем не завуч?

– У него опыта нет, – задумчиво произнёс он.

– Не боги горшки обжигают.

– Нес его характером администрировать.

– Откуда вы знаете его характер?

– Редкая жена мужа возвышает, – засмеялся он, – всё больше принизить пытаются. Нет, на роль завуча никто из мужчин не годится.

– А вы попробуйте! – настаивала я. – Не справится – снимете через год. Может, за это время более подходящая кандидатура отыщется.

– Думаете? Ну, да ладно – посмотрим.

В нашем, теперь преимущественно мужском