– Ада? – спрашивает Фред. Вообще-то я никогда не называла его «Граймс», так звала его Мэгги, она с детства привыкла. Я же с первого дня знакомства перешла на «ты» и по имени.

– Да, – отвечаю твёрдо. – Я звоню вам из интерната мисс Маргарет. Через полчаса вам перезвонит директриса. Ей необходимо поговорить с леди Сьюзан.

– Ты что, за Мэгги уехала? – спрашивает Фред.

– Совершенно верно, – говорю.

Прямо слышно было, как он там стоит ухмыляется.

– Хорошо, я схожу за леди Сьюзан. Полчаса, значит.

Вообще-то леди Тортон звали Элеонора, но леди Элеонора её никто никогда не называл. Это бы значило что-то там другое. Я просто рассчитывала, что имени леди Тортон директриса не знает.

– Перезвоните им через тридцать минут, – говорю ей, когда уже трубку повесила. – Я и Маргарет переночуем здесь, в дорогу отправимся утром. До станции нам нужен будет транспорт, поскольку мы едем с вещами. – Взяла Мэгги за руку и говорю: – Пойдём, пора собираться.

Мэгги не проронила ни слова, пока мы не поднялись по лестнице на добрых три пролёта. А потом выдаёт:

– Ада, это было потрясающе.

– Не знаю, что у нас было в головах, – говорю. – Надо было давно это сделать.

Пока Мэгги собирала вещи, другая девочка спросила меня:

– А ты из какой школы?

Я ответила:

– Меня обучает мама на дому.

– Везёт, – вздохнула девочка.

Ужин уже был, но ко мне подошла очень дородная тётушка и предложила что-нибудь перекусить. Когда мы с Мэгги спустились обратно в кабинет директора, там нас ждала тарелка с бутербродами, и директриса сама напоила нас горячим чаем.

– Ваша мама приносит свои извинения за то, что нам пришлось звонить ей по телефону, – сказала она Мэгги. – Сообщила, что находится в крайне подавленном состоянии и поэтому была вынуждена послать вместо себя Аду.

– Да-да, – подтвердила я. И потом рассказала о пожарном дежурстве на церковном шпиле, о сбитом самолёте и о сгоревшем лётчике.

– Да ты и сама, должно быть, страшно перепугалась, – сказала мне директриса.

– Перепугалась, – признала я. – Только это ведь не важно. – Можно ведь и бояться, а действовать.

После второй пересадки Мэгги задремала. Я следила в окно, как вздымаются холмы Кента, а чем ближе к морю, тем ровнее стелется горизонт – ровно так же, как он вздымался и стелился в мой первый раз на поезде. Как он вздымался и стелился всегда, идёт война или нет.

На станции нас встретила Сьюзан. Она крепко-крепко обняла меня.

– Ты волновалась? – спросила я.

– Нет. Ты же написала в записке, чтобы я доверилась, и я доверилась. – Она пытливо посмотрела мне в глаза. – Но почему ты заранее ничего не сказала?

– Боялась, что станешь меня отговаривать. А я знала, что правильно поступаю. Сейчас Мэгги не так важно быть в безопасности, как быть рядом с мамой. И леди Тортон тоже нужна Мэгги.

Сьюзан посмотрела задумчиво.

– Я бы не стала тебя отговаривать, – сказала она.

В гостиной леди Тортон опустила голову Мэгги на плечо и заплакала. Джейми от этой сцены совсем разнервничался. Тогда я увела его на кухню и стала показывать, как готовить вултонский пирог, а Сьюзан сделала нам чай. Я дала Джейми положить столько репы, сколько захочет – репу он просто обожал.

– Иногда происходит что-то очень печальное, – сказала я ему, – но ты был прав. В нашей пещере хватит места на всех.

– А леди Тортон когда-нибудь будет снова весёлая? – спросил Джейми.

– Не знаю, – ответила я. – По Джонатану она точно всегда будет грустить. – Я потёрла ему макушку и добавила: – Но грустить – это само по себе не плохо.

Мои собственные чувства тем временем смешались в кучу. В нужный момент я чётко осознала, что надо делать, и сделала это. Я взяла на себя заботу о леди Тортон, когда она в ней нуждалась, так же как она взяла на себя в нужный час заботу обо мне. Я выстояла на шпиле церкви, когда с неба на меня сыпались бомбы и даже целый самолёт. Мне было страшно, но я пережила.

До конца исправить мне ногу никогда уже не получится, но я могу ходить, могу бегать и лазать. Раны в душе излечить до конца тоже никогда не выйдет, но и они порядком затянулись. В ту ночь я лежала на спине в своей кровати, пока Мэгги посапывала в своей, и вспоминала всё, с чем я в жизни боролась, всё, что потеряла и что приобрела. А потом я встала, сунула ноги в тапочки и вышла за дверь.

Сьюзан тоже не спала, лежала в кровати с книжкой. Когда я заглянула к ней в комнату, она улыбнулась. Приподняла край своего одеяла, и я скользнула к ней в тёплый кармашек. Я ничего не стала говорить. Просто дышала. Сьюзан тоже.

Глава 62

Ни разу впоследствии леди Тортон не вменила мне в вину, что я привезла Мэгги домой. Должно быть, сама тосковала по Мэгги всё это время.

Спустя месяц с небольшим приехал на выходные лорд Тортон. С собой он привёз большую квадратную банку новых мясных консервов, американский продукт. На банке стояло: SPAM. Лорд Тортон пояснил, что это сокращение означает «spiced ham» – ветчина со специями.

– Продавщица сказала, на вкус, как колбаса, – добавил он.

– А что стоило? – подняла брови леди Тортон.

– Шестнадцать купонов, – ухмыльнулся он.

Редкая и необычная еда продавалась теперь по купонам. Каждому на месяц выдавалось по шестнадцать купонов – трать, на что найдёшь.

Леди Тортон укоризненно покачала головой и переглянулась со Сьюзан.

– Опять ягнячья вырезка, – проговорила она.

– Вы купили ягнячью вырезку? – оживился лорд Тортон.

– Нет, не купили, – ответила ему супруга. – Эти дети должны видеть мясо на столе куда чаще, чем раз в месяц.

Она открыла банку «Спама», нарезала ветчину ломтями и пожарила на ужин. Получилось жутко вкусно.

За столом лорд Тортон сказал:

– Вы знаете, нам постепенно становится больше известно о нацистах. О том, что они вытворяют.

Мы удивлённо посмотрели на него.

– Вы имеете в виду помимо того, что вовлекают весь мир в кровопролитие? – подняла брови Сьюзан.

Лорд Тортон кивнул.

– Это не то чтобы открытая информация… Не строго секретно, конечно, но в новостных кинохрониках такое ещё долго не будут показывать. – Он словно взвешивал каждое слово. – Думаю, не буду раскрывать детали. Скажу вот что: нам открываются новые сведения касательно Гитлера и его действий на подконтрольных территориях, его политики по отношению к местным жителям, да даже к собственным гражданам. В свете