Комната эта пустовала десятка полтора лет, и, собственно, никто не мог бы толком объяснить почему. К огда-то давно, ещё до рождения Сабины, в ней обитал Таинственный Жилец, от которого остались заржавевший компас и несколько книг по мореходству.

Семейная легенда гласила, что Таинственный Жилец был первой любовью Тёти Моти. По никому не известным причинам он ушёл в море, и с тех пор о нём не было ни слуху ни духу. Даже делая скидку на избыточность фантазии своих родственников, Сабина путём несложного умозаключения не могла не прийти к выводу, что в течение некоторого времени комнату действительно занимал какой-то моряк, в которого Тётя Мотя (естественно!) была влюблена.

С тех самых пор комната пустовала. Тётя Мотя, вооружённая тряпкой и шваброй, появлялась там пару раз в год, выходя потом со слегка покрасневшими глазами. И после этого её долго никто не видел.

– Ты никогда не поймёшь, что такое настоящая любовь, – как-то сказала она Сабине и громко шмыгнула носом.

«С тобою сердцем и мыслями шатен», – донеслось в тот вечер с балкона Ведьмалиновской, и Баба Мина, слышавшая это, сделала одну из своих знаменитых мин.

Сабина помогла внести чемодан Бабы Грошеньки в маленькую комнатку с окном, выходящим на прибрежный бульвар, а сама улизнула к себе на балкон, откуда могла наблюдать за Петром и его другом, усердно искавшими в траве какой-то затерявшийся винтик.

– Сабочка, ты случайно не видела наших загранпаспортов? – спросила мама, просовывая голову в комнату дочери.

– Европейский союз, – буркнула Сабина.

На лице Павлины Трубач нарисовалось непонимание.

– А при чём тут союз? – спросила она.

– На территории Европейского союза вам не нужны никакие паспорта, – громко и выразительно отчеканила Сабина.

В этот момент победоносные вопли снизу сообщили всему миру о том, что потерянный винтик отыскался.

Сабина устремила тоскующий взор на улицу. Мчащиеся по ней машины были новенькими и блестящими, без малейшего намека на ржавчину, а крышки их багажников не подпрыгивали на каждой выбоине…

Она вытащила из клетки Крысика Борисика и начала играть с ним, пряча тыквенные семечки под бутылочными крышечками. Крысик очень любил эти игры, и Сабина готова была поклясться, что видит в его маленьких чёрных глазках блеск триумфа, когда ему с первого раза удавалось найти семечко. А ещё он любил бегать по сконструированному Мастером-Ломастером лабиринту, где каждый раз, когда находил кратчайшую дорогу к награде-сюрпризу, загоралась красная лампочка.

Когда игры закончились, Сабина заперла своего любимца в клетке и вышла из комнаты, чтобы посмотреть, что происходит в доме.

Пётр и Павлина метались по квартире в поисках всех тех абсолютно необходимых вещей, без которых они абсолютно не могли бы обойтись (а с точки зрения Сабины, абсолютно в них не нуждались).

Когда Павлине удалось запихнуть в чемодан все свои этнические ожерелья, артистически изорванные джинсы, кофты и бесконечное количество туфель, Пётр, ни слова не говоря, прижал крышку коленом, застегнул замки и поставил чемодан Павлины в прихожей, рядом со своей дорожной сумкой, в которой были две пары джинсов, две рубашки, один свитер и сильно потёртый кожаный пиджак.

Баба Мина и Баба Грошенька суетились на кухне, всё время натыкаясь друг на друга, а на столе росла гора бутербродов, сваренных вкрутую яиц и пластиковых ёмкостей со всевозможной стряпнёй.

– Ради всех святых, кто же это будет есть? – простонала Павлина, пытаясь в этот момент застегнуть на себе своё самое невообразимое платье. Минуту назад она консультировалась с Тётей Мотей относительно какой-нибудь быстродействующей диеты.

– На дороге всегда может попасться бездомный пёс, – резонно заметила Тётя Мотя.

Громкое хрипение, раздавшееся где-то снизу, там, где подол её юбки подметал грязный пол, сообщило присутствующим, что французский бульдожек Тёти Моти, двухлетний Текила, решил покинуть своё кресло и выбраться в гости этажом ниже.

Сабина заглянула в пластиковый контейнер, находящийся к ней ближе всего. Там оказались листья салата с чем-то ещё.

– Скорее уж бездомный кролик, чем собака, – заметила Сабина ехидно, поглядывая на Текилу. Но Тётя Мотя пропустила её комментарий мимо ушей.

– Я была у Малиновской, – сказала она Павлине, продолжающей упорно сражаться с застёжкой-молнией. – Вообрази себе, она предсказала…

– Да помоги же мне! – простонала Павлина.

Тётя Мотя быстрым уверенным движением застегнула молнию.

– …она предсказала конец света.

Сабина отщипнула кусочек салата. «Что касается меня, то я переживаю его ежедневно, – подумала она. – Думаю, как-нибудь справлюсь и на этот раз».

В своём воображении (которое у неё было богатым, что там ни говори) Сабина представила бездомного кролика на дороге у Петра и Павлины и рассмеялась.

– Это совсем не смешно, – мгновенно вспыхнула Тётя Мотя. – Малиновская никогда не ошибается.

– Ти-ти-ти, – зачмокала Баба Мина, а Пётр в этот самый момент споткнулся о стоящий прямо посреди комнаты мольберт.

– Я же просил ничего не ставить на проходе, – заметил он с лёгким укором в голосе. Баба Грошенька приложила большой кухонный нож к стремительно растущей шишке на его лбу.

– Но ведь ты же сам забыл его убрать, – засмеялась Тётя Мотя.

Сабина вздохнула и посмотрела в окно. Над рекой висело закатное солнце, бросая пурпурный свет на крыши тесно прижатых друг к другу старых домов. Почти неподвижная вода отражала, словно зеркало, красно-оранжевые отблески, а облака окрасились в золото.

– Закат краснее – пастух веселее, – продекламировала Баба Мина.

Однако у Сабины было неоднозначное мнение на этот счёт.

Слишком большое количество знаков на небе и на земле свидетельствовало о том, что наступающие дни будут весьма богаты на события – и не факт, что благоприятные.

Глава 6, о том, что у Сабины есть всё необходимое для счастья

Сабина просидела на балконе до поздней ночи, глазея на салют. Как всегда в первый день лета, городская администрация организовала целое шоу, собрав жителей на набережной. Сидя на балконе, Сабина разглядывала взрывающиеся в небе разноцветные фейерверки и всей душой сочувствовала лебедям и уткам.

Пётр и Павлина с приятелями отправились послушать концерт, завершающий праздник, – игнорируя предостережения Бабы Мины, что такие ночные авантюры могут закончиться плохо.

К счастью, ничего плохого с родителями не приключилось, и они благополучно вернулись. Сабина в этот момент уже укладывалась в постель. Тётя Мотя и Павлина, входя в подъезд, громко пели «Марсельезу», а Мастер-Ломастер несколько раз споткнулся на лестнице, но всё же смог самостоятельно добраться до своей плетёной козетки.

Сабина свернулась клубочком. Это была её любимая поза, в которой она всегда засыпала, сколько себя помнила. А ещё у неё с раннего детства осталась привычка подворачивать край