Невеста

День склонялся к вечеру. Битва затихала. Всё реже грохали орудия, время от времени трещали пулемётные очереди и отдельные выстрелы. Опытный слух Юры определил, что немцы потеснили наших метров на двести-триста влево от полуподвала, в котором он находился. А это означало – сегодня его не отобьют, в лучшем случае завтра.

«Скорее бы, а то как бы ногу не оттяпали, если с лечением запущу», – вздохнул танкист и, стараясь отвлечься от ноющей боли, снова погрузился в воспоминания.

* * *

После Сталинградской битвы сильно потрёпанную в боях бригаду отвели в тыл на переформирование. Капитан Куприянов получил звание майора и теперь командовал батальоном в том же полку, а роту принял капитан Зверев – немногословный, придирчивый и требовательный офицер.

То, чего боишься, обычно и происходит: опасения командира танка Свиридова, которого после сталинградских боёв повысили в звании до лейтенанта, сбылись: разведчики переманили-таки здоровяка-заряжающего Фомичёва к себе. Вместо него в экипаж поступил неунывающий весельчак Василий Степаньков – смекалистый, находчивый, никогда не лезший за словом в карман.

И танки в часть поступили новые – тоже Т-34, но с плоской шестиугольной башней, которую бойцы тут же окрестили гайкой.

Танкисты восстанавливались после тяжёлых боёв, осваивали новую технику. Тогда же Юра получил свою первую боевую награду – медаль «За оборону Сталинграда».

* * *

Щёлкнул дверной замок. Юрий мигом очнулся, схватил автомат.

В дверь вошла женщина с керосиновой лампой в одной руке и сумкой в другой.

– Нет бояться, – шёпотом сказала она. Поставила лампу на ящик. Вынула из сумки бинты, ножницы, какие-то склянки. Аккуратно разложила на газете. Передвинула лампу так, чтобы раненую ногу было лучше видно, внимательно посмотрела на Юру и приложила палец к губам.

Он понял: сейчас будет больно, очень, но кричать нельзя. Немецкой речи в доме уже давно не было слышно, но кто знает, где враг: может, совсем рядом. И у венгерки особо не спросишь.

Юрий взял брезентовый ремень автомата и сжал его зубами. Посмотрел на женщину и кивнул: начинай.

И не кричал, не дёргался, не хватал женщину за руки. Только жёсткий брезент ремня насквозь промок от обильной слюны, а глаза залило солёными ручьями текущего со лба пота.

Наконец всё закончилось. Спасительница перевязала ногу бинтами и улыбнулась:

– Хорошо, Иван. Ходить – да. Потом – да.

Танкист с трудом освободил ремень от зубов и, ткнув себя в грудь, произнёс:

– Юрий.

– Юри, – кивнула женщина. Показала на себя: – Агнеш.

Она выложила из сумки хлеб, колбасу, сыр, бутылку с водой. И ушла, не забыв на выходе ещё раз приложить палец к губам.

* * *

С новым заряжающим Степаньковым Юрий быстро подружился: что-то в характере Василия было детское, отчего он казался ему ближе по возрасту, чем остальные. А когда тот узнал, что мальчишка в 1941 году выводил наших бойцов из окружения, они почти сроднились.

Оказалось, Василий со своим полком, базирующимся в Белоруссии, в первые же дни войны попал в окружение, откуда они лесами, толком не зная куда, выходили к своим. Просто шли на восток, о ситуации на фронте не знали ничего. Хотели добраться до Минска, но там уже были немцы. Двинулись дальше – встретили партизанский отряд.

Василий застал самое начало формирования партизанского движения в Белоруссии. Налаживались связи с центром, каналы снабжения оружием и продовольствием и многое другое, без чего существование отрядов невозможно. Были ошибки, некоторые из которых обходились дорого. Правила выживания в лесу писались кровью. Однажды одна такая оплошность чуть не стоила Василию жизни.

Его послали в деревню на встречу с нашим связным-осведомителем. По данным разведки, уже несколько дней там не было ни немцев, ни полицаев: куда-то уехали. Как выяснилось позже, боец, обязанный проверить, есть ли враг, поленился это сделать, понадеялся на авось.

А немцы в деревне были.

– Уходи немедленно, – прошептал побледневший связник вошедшему в хату Василию. – Все здесь, и полицаи тоже!

Василий подался назад, но было поздно: открылась дверь, и в хату вошли два немца и мордатый полицай.

«Да, – смеялся Василий, – первый клок седых волос у меня появился именно тогда».

– Кто такой? – угрюмо спросил полицай.

У Василия пересохло горло. Надо было что-то соврать, а на ум ничего не шло. Одна мысль: конец! Повисла долгая пауза. Напряжённая и безнадёжная.

И вдруг с криком «Петро вернулся!» ему на шею кинулась молоденькая девушка, почти девочка. И стала целовать его в губы и щёки.

– Петро вернулся, – смеясь, обернулась она к полицаю. – На пилораме, в Аксёновке, две недели работал. Чуешь, как дымом пропах. Жених он мой, свадьба осенью. – И ещё крепче обняла Василия.

Немцы смутились и отвернулись. Полицай, к счастью, был не из местных. Тоже, потоптавшись, махнул рукой. И вскоре все трое покинули хату.

А связной с Василием и Олесей долго хохотали и не могли остановиться – тем особым, безудержным смехом облегчения после пережитого страха.

– Лодыря того, из-за которого я чуть не влип, командир отряда хотел расстрелять, да решил вступиться: поцелуи такой девушки стоят нескольких седых волос. Отвесил ему леща хорошего – и всего делов. А ближе к осени партизаны меня к нашим переправили. Всё-таки танкист я, здесь нужнее. Вот так оно получилось: попал в окружение, а вышел женихом, – смеясь, закончил свой рассказ Василий. – Ничего, кончится война, и по-настоящему на Олеське женюсь. Найду ту деревню обязательно.

* * *

Юрий улыбнулся, вспомнив неунывающего Степанькова, и внезапно в голову пришла мысль: «Надо же, а ведь у меня теперь своя Олеся, как у Василия. Только зовут её Агнеш».

Юрий съел всё, что принесла женщина. Боль в перебинтованной ноге постепенно стихала. Последний луч заходящего солнца упал ему на лицо.

«Ночь будет холодной. Конец декабря он и в Будапеште конец декабря. Но ничего, прорвёмся! Эх, сейчас бы в этот холодный подвал немного летнего тепла».

Юрий закрыл глаза и вспомнил горячее лето 1943 года. Первый и такой страшный бой на новом танке с обновлённым экипажем. Раскалённый воздух над высохшим полем под Курском. Танки против танков. Броня в броню. Кость в кость.

Палёные «кошки»

Битва шла уже третий день, а танковый полк Юрия всё ещё стоял в резерве. Канонада с юго-запада всё приближалась и приближалась, что тревожило.

– Стоим крепко, – говорил Михалыч, – с весны окапываемся. Если вдуматься, в степи, в чистом поле оборону выстроили. Да и здесь, смотри, ещё одна линия обороны. Какая по счёту