А уж стрелков-радистов и вовсе называли пассажирами. В шутку, конечно, но всё равно немного обидно. Ведь знание азбуки Морзе, как выяснилось, от них не требовалось. Внутренняя связь обеспечивалась командиром танка, который спокойно обходился без своего радиста, а из курсового пулемёта особенно не постреляешь, тем более на ходу: со своего места Юра почти ничего не видел. Так – мелькание кустов и деревьев.

Но переживал Юрий недолго. На первом же марше понял, что никакой он не пассажир. Передачи у Т-34 переключались тяжело, и в обязанность стрелка-радиста входило помогать с ними механику. Как только Михалыч делал условный кивок, мальчик вцеплялся в рычаг и тянул его на себя, помогая водителю. Только тогда Юра понял шутку Михалыча про «вместе мы сила». Вот что, оказывается, этот балагур имел в виду!

Познакомился и подружился Юрий и с танкистами других рот и полков формирующейся дивизии. Узнал, что танки различаются не только по массе и калибру пушек, но и по назначению, используются для выполнения определённых задач: есть тяжёлые и средние для прорыва обороны противника, есть лёгкие – для разведки, есть огнемётные… А кроме танков – ещё и машины, пушки, зенитки для прикрытия с воздуха. Словом, танковая бригада – сложный и точно продуманный механизм, как часы.

А сводки Информбюро тревожили всё больше и больше: немцы заняли Ростов-на-Дону, правый берег Воронежа, рвались к Сталинграду и на Кавказ. «А мы чего здесь стоим?» – не раз и не два спрашивал Юра Михалыча, на что тот неизменно отвечал: «Всему своё время, Иваныч, придёт и наше с тобой».

И оно пришло!

В сентябре бригада получила приказ грузиться в эшелоны и отправилась на юг, к Сталинграду.

Органная музыка

Дружба дружбой, а служба службой. Михалыч обучал Юру и частенько устраивал экзамены на знание конструктивных особенностей танка и правил его обслуживания. Спрашивал строго, мог и прикрикнуть. Но молодой солдат понимал, что так надо. Хорош он будет, если не сможет, например, помочь заменить порванные траки гусеницы или не будет знать, с какого конца чистить пушку от нагара. А уж танковый пулемёт системы Дегтярёва… Тут Михалыч был требовательным запредельно. «Ты, – учил он Юру, – умей разбирать и собирать пулемёт с закрытыми глазами. Он должен стать частью твоих рук. Только тогда ты будешь настоящим пулемётчиком».

Оказалось, что пулемёт, если нужно, можно снять с шаровой установки, вынести за пределы танка и вести огонь по врагу. Оружие не было намертво прикреплено к машине, как Юрий думал раньше. И он научился заряжать, разбирать и собирать пулемёт даже с закрытыми глазами.

В ноябре наступила вторая военная зима. С юга доносился отдалённый грохот великой битвы, а бригада Юрия всё стояла без дела. С началом холодов мальчик ещё больше оценил «главную часть танка». Если летом можно было спать в импровизированной палатке, сделанной из брезента, перекинутого через пушку, то зимой такие штуки не проходили – холодно. Поэтому танк на ночлег ставили над окопом (его иногда приходилось копать самим), сверху он накрывался брезентом, становясь, таким образом, крышей временного жилища. В окопе налаживалась танковая печка, и можно было вполне комфортно отдыхать.

А на рассвете 19 ноября Юру потрясли душераздирающие завывания. Они были пострашнее воя пикирующих «юнкерсов». Эта какофония, казалось, была способна вытрясти из тела душу. И к ней ещё примешивалась канонада орудий крупного калибра.

Юрий заткнул уши, а Михалыч, напротив, радостно улыбнулся и прокричал молодому солдату, отогнув его руку от уха:

– Иваныч, а ты знаешь, как фрицы наши «катюши» называют? «Сталинские орган́ ы»!

Заметив недоумение на лице бойца, объяснил:

– Орга́н – это инструмент такой здоровенный, из труб разной высоты. Через них воздух проходит и издаёт мощные звуки. Я однажды слышал в консерватории фуги Баха. И правда – на рёв «катюш» похоже. А у немцев орга́н в каждой церкви стоит, так по их религии положено. А ещё… – Михалыч не закончил мысль, а продолжил уже совсем другим тоном: – Всё, Иваныч, в атаку. Теперь держись!

Взревел мощный мотор Т-34, и танк, вздрогнув, рванул вперёд.

Юрий мало что запомнил из того боя да и немногое рассмотрел сквозь метель. Но он впервые увидел Михалыча в бою и был потрясён. Механик-водитель был целиком поглощён сражением, отрешён от всего остального. Добродушие и насмешливость исчезли, как не было их. Лицо стало напряжённым, сосредоточенным, внимательным и жёстким.

Увлечённый, Михалыч не просил помогать с передачами и, казалось, забыл о существовании соседа. Руки водителя будто срослись с рычагами, а весь танк был продолжением его тела, воплощением его воли. Юра был уверен: прикажи Михалычу провести танк через пропасть по двум доскам шириной в гусеницу – он выполнит без колебаний.

Время от времени танк останавливался, и через мгновение неизменно следовал выстрел. Потом снова, взревев, рвался вперёд. Остановка, выстрел – вперёд. Остановка, выстрел – вперёд…

Вдруг по танку как будто ударила кувалда. Михалыч ощерился, выругался сквозь зубы и ещё сильнее вцепился в рычаги. Танк во что-то врезался, донёсся скрежет металла по металлу, было такое ощущение, что он переехал через какой-то бугор, и только несколько секунд спустя Юрий понял, что они раздавили стрелявшую по ним противотанковую пушку.

Сквозь маленький прицел шаровой установки он увидел разбегающихся в стороны солдат в незнакомых серых шинелях.

– Вьюгин! – раздался в шлемофоне окрик командира танка. – Уснул? Огонь!

Юрий очнулся и наконец понял, что это и есть немцы, убивать которых – его боевая задача. И он стрелял во всё, что движется, потому что сейчас любые люди, мелькающие впереди, – враги.

А потом была встреча с движущейся им навстречу с юга армией. Калач-на-Дону! Танкист навсегда запомнил, как обычно сдержанный комроты капитан Куприянов, не боясь простудиться, кричал, размахивая шлемом: «В кольце! Немец в кольце!»

А от его роты осталось четыре танка…

Тяжёлые бои с зажатой в кольцо армией Паулюса. Потери. Пополнение. Недосып. Холод. И долгожданное: «Капитуляция!»

* * *

А ещё колонны пленных… Юрий вздрогнул от неожиданной мысли: а ведь там, под Сталинградом, были не только немцы, но и венгры, итальянцы, румыны… Кто знает, не видел ли он среди замотанных в тряпки, обмороженных солдат врага родственников этой женщины. Как всё-таки всё сложно в жизни…