И Юрий чувствовал, что часть его осталась там – в отряде, и она зовёт его обратно.

Настал один из тех определяющих судьбу моментов, когда всё происходящее вокруг внезапно суживается, стискивает человека в обстоятельствах, лишает манёвра, принуждает сделать выбор. И не отвертишься, не отложишь на потом: здесь и сейчас – решай! Либо направо, либо налево. Нет других вариантов: жизнь поставила перед выбором, проверяя твою сущность: ты кто?

Юра медленно обошёл комнаты, в которых они жили с тётей, а раньше – ещё и с мамой и отцом. Вот папины вещи, которых тот никогда больше не коснётся. Вот мамины, которые она не сочла нужным брать в эвакуацию. Как давно это было! А мир никогда не будет прежним. И главное – он, Юрий, уже другой.

Он обвёл взглядом свои игрушки, модели самолётов и танков, корешки любимых книг, похлопал по рулю самоката. «Не купишь ты мне велосипед, папа, как обещал».

Юра быстро собрал рюкзак, вырвал из тетрадки лист и написал карандашом: «Тётя, не волнуйся: я ушёл на войну».

Положил на обеденный стол, придавил солонкой и, не оборачиваясь, выбежал из дома.

Канун нового года

Тусклый луч декабрьского солнца упал на лицо Юры. «Солнышко, – подумал он, – закат. А вот увижу ли я рассвет? Или всё – моя война закончилась?»

Он, стараясь не шуметь, прислонился к каменной стене полуподвального погреба старинного будапештского дома. Нестерпимо ныла раненная ниже колена нога. Но стонать нельзя – за дверью немцы. «Терпеть!»

Юрий закрыл глаза, и в голове запрыгали картинки сегодняшнего кровопролитного дня. «Как жалко танк! Новенький совсем, только недавно получили… – Но тут же одёрнул себя: – Какой танк?! Железка! Как там наши? Живы, нет?»

Битва за Будапешт была тяжёлой и упорной. День, второй, третий… Выстрелы, взрывы, грохот рушащихся стен… и нестерпимый запах гари. Сегодня, как обычно, Юра со своего места стрелка-радиста видел немногое. В основном кирпичную пыль и дым. И стрелял из курсового пулемёта во всё, что хоть как-то различал сквозь копоть.

Пробиваясь по узенькой улочке сквозь баррикады из досок и кирпича, их новенький Т-34-85 выскочил на свободное место. И вдруг вздрогнул. Механик-водитель Иван Михайлович Кузнецов, которого все звали просто Михалыч, выругался и вцепился в рычаги. Ещё один удар. Танк остановился.

– Ну всё, приехали, – сквозь зубы процедил механик, – теперь мы мишень.

– Горим! – крикнул командир танка лейтенант Спирин. – Экипаж, покинуть машину!

– А-а-а… – прорычал Михалыч. – Танк новенький совсем. Подбили, гады!

По броне зацокали пули.

Юрий посмотрел сквозь прицел: из-за завалов, стреляя на ходу, к танку бежали немцы.

– Уходите, – крикнул он, – я прикрою! – И начал поливать наступающих врагов длинными очередями. «Вот вам от меня, Вьюгина, стальная вьюга». Юра особо не целился, у него не было задачи обязательно в кого-то попасть: главное – заставить фрицев залечь, спрятаться за завалами и дать возможность экипажу уйти.

– Иваныч, – тронул его за плечо Михалыч, – уходим.

– Я прикрываю! – крикнул Юрий. – Уходи! – И, заметив, что механик мешкает, сильнее заорал: – Уходи, кому сказал!

Он чувствовал, что имеет право так говорить и командовать, потому что сейчас так надо. Завтра, может быть, будет по-другому: Михалыч прикроет, а он – уйдёт. Но это в другой раз. А сегодня – именно так.

Мальчик, больше не обращая внимания на всё, что творится вокруг, вцепился в пулемёт. Только стрелял, стрелял, стрелял… А когда патроны в ленте закончились, выпрыгнул через открытый передний люк.

«Куда ушли наши – налево, направо?»

Со стороны немцев опять затрещали выстрелы.

«Некогда думать – бежать! – Юрий, пригибаясь, рванул направо – к сравнительно целому каменному дому. – Ещё десяток метров – и спасён».

Но тут что-то, как молотком, ударило в правую ногу ниже колена. Юра упал. «Неужели конец?» Вскочил, попытался шагнуть – и взвыл: боль пронзила от пятки до макушки. «Ну, вот и всё, – неожиданно спокойно подумал он. – Хорошо хоть ребят спас».

Юрий посмотрел на свой верный ППС, который схватил, выпрыгивая из танка.

«Живым не дамся: лучше застрелюсь».

Кое-как укрылся за обломками кирпичной стены и оглядел поле боя. Их новенький Т-34-85 уже горел вовсю, а вокруг танка копошились немцы. Перекрикиваясь, они осматривали машину, объятую пламенем.

«Экипаж ищут, – понял мальчик, – чтобы добить. Надеюсь, наши ушли. А мне не уйти, факт».

– Иван, – послышался сзади голос с сильным венгерским акцентом. Вздрогнув, он обернулся, вскинув автомат, но от резкого движения заскрежетал зубами от боли.

В дверном проёме стояла женщина средних лет и с состраданием смотрела на раненого.

– Нет бояться, Иван, – сказала она, – я есть спасать твой. Сюда. Шнели, шнели. Прятать.

Юрий, собрав последние силы, пополз к женщине. Она подбежала, помогла подняться, подставила плечо под руку, и через пару минут Юрий был внутри дома.

– Нет бояться, нет бояться, – повторяла спасительница, усаживая танкиста в прихожей. Потом она куда-то ушла.

«А толку, – устало подумал Юрий, – всё равно немцы дома прочёсывать будут».

Вдруг что-то стукнуло, загромыхало. Женщина вернулась и знаками показала, что нужно идти дальше. Прыгая на одной ноге и держась за стену, Юрий последовал за ней. Венгерка помогла ему спуститься по лестнице и войти в узенькую дверь погреба. Усадила на какие-то дерюги, лежащие на полу, приложила палец к губам и улыбнулась:

– Гитлер капут. Спасать твой. Тихо. – И ушла, закрыв дверь.

А через пять минут в доме послышались голоса немцев. Юрий знал по-немецки только несколько фраз из разговорника, который выдавали солдатам для общения с населением и пленными, но он ориентировался на интонацию: мужские голоса что-то спрашивали, скорее требовали, женщина отвечала.

«Когда же они наговорятся и уйдут? Идите ищите дальше».

Впервые Юрий увидел живых немцев (не издали, не в прицел пулемёта, а вблизи) в феврале 1943 года. Пленных под Сталинградом.

Очень осторожно, стараясь не шуметь, Юрий устроил поудобнее ноющую ногу и откинул голову на мешок с картошкой.

Пассажир

«Танки! Сколько танков! Ага, вот КВ – огромные, несокрушимые. Они – как скалы, особенно рядом с этими маленькими Т-60, – улыбнулся Юрий. – А вот и Т-34. Какая же красивая машина! А вот…»

– Эй, хлопчик, тебе что здесь надо?

Юра обернулся. Спрашивал немолодой, с седыми усами танкист с лычками сержанта.

– Мне… я воевать хочу! – выпалил Юрий.

– Откуда же ты такой, вояка? – усмехнулся танкист.

– Воевать пришёл.

– Пришёл, значит. Понятно. А хочешь быть танкистом?

– Да.

– Ну что ж, танкистом так танкистом, – сержант лукаво прищурился