– Вот какой сегодня нарядный денёк начинается, – сказала мать, – прямо с улицы не хочется уходить!

Она принесла из-под навеса дровец, подкинула в печку, чтобы жарче горело. Слышно было, как затрещала сухая берёста. А потом зашумел самовар – мать развела его горячими углями.

Лёня открыл глаза. В избе розовые от солнца окна светились морозным узором.

– В самый раз сегодня к бабушке сходить, – продолжала мать. – Как думаешь, Алексей?

– А что думать? – сказал Лёня. – Встану на лыжи – и айда!

Лёня откинул одеяло. Но тут у него в ногах зашевелился Кот. Он недавно пришёл с улицы, только успел отогреть лапы, и вот – пожалуйста! – вставать надо.

– И зачем это в такой мороз вставать? – недовольно заворчал Кот. – В постели тепло, мягко. Был бы человеком, спал бы с утра до ночи.

– Вот если бы я был Котом, – сказал Лёня, – так я и спал бы с утра до ночи и с ночи до утра, как ты. А я человек, у меня дела есть!

К завтраку пришли отец и Феня.

– Морозец будь здоров, – сказал отец, – так за руки и хватает, без рукавиц не поработаешь.

– А зато красиво, как на картинке, – сказала Феня, – и ещё во сне так разукрашено бывает!

Лёня мешкать не стал. Позавтракал, оделся и пошёл под навес за лыжами. Денёк и в самом деле был разукрашенный. Снег на улице лежал весь розовый, дорога по снегу совсем синяя, крыши с одной стороны розовые, с другой, где тень, – голубые. И дымки над крышами голубые с розовым. И всё сверкает кругом, всё искрится!

Лёня встал на лыжи, взял палки.

– Эй, вы, кони мои, кони, – крикнул он, – застоялись за ночь!

Мать вышла на крыльцо.

– Так не забудь, Алексей, что я наказывала: спроси у бабушки, как её здоровье, не надо ли ей чего. Может, дровишек подвезти. Да скажи, что приедем за ней к празднику, хотим, чтобы Новый год она с нами вместе встречала. Не забудешь?

– Не забуду, – ответил Лёня.

И выкатил на своих «конях» на улицу. Дружок сейчас же выскочил за ним следом.

– А ты куда собрался? – сказал Лёня. – Я в другой колхоз еду, далеко.

– Ну и что же? – ответил Дружок. – И я с тобой.

– Пятки отморозишь и заскулишь!

– Не заскулю. Я всё время бегом бежать буду!

– Ты чья собака? – сурово сказал Лёня. – Моя или не моя?

– Твоя… – жалобно тявкнул Дружок.

– Так вот, если ты моя собака, то должен меня слушаться. Назад, в конуру!

Дружок понурил голову, опустил хвост и вернулся во двор. Лёне было очень жалко Дружка. Но как его взять? Ведь до того колхоза, где живёт бабушка, целых пять километров. Отморозит лапы – куда его тогда? На руках ведь не потащишь!

Не успел Лёня выехать на дорогу, как его окликнула Аринка.

– Лёня, и я с тобой!

– Вот, углядела всё-таки, – проворчал Лёня. – Я к бабушке Марфе. Куда тебе со мной, я ведь на лыжах!

– И я на лыжах.

– А как устанешь? Возись тогда с тобой. Небось и лыжи-то несмазанные!

Но Аринка будто не слышала Лёню. Она закрепила на ногах лыжи, схватила палки, выбежала со двора и встала на Лёнину лыжню:

– Поехали!

Лёня взмахнул палками:

– Эй, вы, кони мои, кони! Кони резвые мои!..

И помчался по голубой, наезженной до блеска дороге.

Аринке некогда было кричать: «Эй, вы, кони!» Она только об одном и думала, как бы ей не отстать от Лёни. Отстанешь – придётся вернуться домой. А это совсем неинтересно. Аринка очень любила Лёнину бабушку Марфу и очень любила ходить к ней в гости. Бабушка Марфа всегда приветит, чем-нибудь угостит да ещё и сказку расскажет.

– Вот дурачьё! – сказал, глядя им вслед с крыльца, Аринкин брат Корней-Всех-Умней. – И охота в такую даль бежать! Подумаешь, бабушку им навестить надо. Я бы ни за что не пошёл, дураков нету!

Бабушка Марфа

Пять километров не близкий путь. Тут и пригорки, и овражки, и мосты через реку, и шоссе, которые надо пересекать. А на шоссе гляди в оба: машины летят и в одну, и в другую сторону.

Но Лёня и Аринка не в первый раз отправляются к бабушке Марфе. Дорога им хорошо известна, а через шоссе они переходят, когда машин совсем не видно ни справа, ни слева. Так Лёня и обещал матери: если не видно ни одной машины, тогда и переходить через шоссе.

А после шоссе началась тихая ровная дорога по большому лугу. И хорошо, что тихая да ровная, потому что Аринка устала и у Лёниных «коней» притупился шаг.

– Замёрзла? – опросил Лёня и оглянулся на Аринку.

– Нет, – ответила Аринка. – А ты?

– И я нет. А ты нос не отморозила?

– Кажется, нет.

– Ты его варежкой потри.

– Я тёрла.

– Ещё потри.

– Ладно.

Пробежали через широкий луг. Прошли через серебряную от мороза рощицу.

– Лёнь! – крикнула Аринка. – Ты устал?

– Немножко. А ты?

– И я немножко.

– Ладно. Скоро придём.

Кончилась рощица. Вышли в поле. Вот и бабушкин колхоз видно.

Бабушкин двор стоит на горе, его издалека видно. Вокруг двора толпятся берёзы, закатное солнце их тоже раскрасило. И стоит бабушкин домик будто в розовом саду.

Не успели Лёня и Аринка отворить калитку, а бабушка Марфа уже вышла на крыльцо.

– А я так и знала, что у меня сегодня гости будут, – сказала она.

– А почему ты знала, бабушка? – весело отозвался Лёня. – Мы же тебе телеграмму не посылали!

– У меня сердце такое чуткое, – сказала бабушка, – и без телеграммы знаю. Я сегодня и печку жарко натопила, вас поджидала.

Лёня сбросил с ног лыжи. Помог Аринке снять лыжи. У неё, оказывается, так застыли руки, что и не слушались совсем.

Как хорошо войти с мороза в тёплую избу!

Лёня и Аринка ещё в сенцах обмели веником валенки, чтобы не наследить. Потому что пол у бабушки Марфы был чистый, белый, и через всю избу лежали на полу полосатые дорожки.

И вся изба у бабушки была чистая. Бабушка Марфа не любила обоев. И никакой новой мебели не любила. Стены в избе были бревенчатые, бабушка их каждую весну мыла мочалкой с мылом. Вместо стульев были широкие лавки вдоль стен. Бабушке ничего не хотелось менять в своей старой избе. Может, лучше, когда у стола стулья стоят, но бабушке Марфе больше нравилось так, как было в старину – лавки вокруг всей избы: где