не расставался со своим бластером. Еще Нил всегда ел одну и ту же еду в одно и то же время. Если он работал днем, то это были рис, бобы, орехи и какой-нибудь салат. Если случалось проводить за работой вечера, он ел рис, кусочек курицы и несколько свиных димсамов. Нилу готовила жена, и он приносил свои обеды в пластиковом контейнере, на котором черным маркером было написано его имя.
При этом из двадцати с чем-то преподавателей в нашей школе Нил всегда был самым популярным. По крайней мере, у него чаще всего брали частные уроки. В нашем заведении учили английскому всех, от мала до велика. Большую часть студентов составляли сонные менеджеры, которых принуждали изучать английский начальники, и скучающие домохозяйки, искавшие, с кем бы перекинуться словечком. После нескольких лет преподавания, устав от однообразных занятий, мы просто не могли заставить себя вести дополнительные занятия и в сотый раз объяснять простое прошедшее время отстающим студентами.
Но Нил — другое дело. Из него просто хлестала безумная энергия. Нил был похож на экзальтированного телеведущего из утреннего шоу для самых маленьких. На американском ТВ долгое время шла такая передача со священником-баптистом по имени Фред Роджерс в роли ведущего — поэтому мы и называли Нила «мистером Роджерсом». Из-за этой самоотдачи студенты очень любили его. Они знали, что Нил всегда выкладывается на все сто.
— Как думаешь, зря мы это затеяли? — спросил я, в основном для того, чтобы прервать его выступление.
Он взглянул на меня.
— Ночевать здесь?
— Да.
— Это ведь была твоя идея.
— Нет, израильтяне предложили.
— Но вы с Джоном Скоттом поддержали их. — Это показалось интересным.
— А теперь?
Я оглядел деревья вокруг.
— Все еще так кажется.
— Не хочешь вернуться назад?
— Ну мы ведь не первые, кто пришел в этот лес погулять. Тут есть тропы, в конце концов.
— Погулять — это понятно, но много ли людей остается на ночь?
— Кто ж знает?
— Думаешь, мы найдем тело?
— Не знаю. — Я пожал плечами. — Может статься.
— А тебе бы этого хотелось?
— Не уверен. Ну, короче, найдем так найдем.
Пока я обдумывал, насколько честен сам с собой в этой ситуации, до меня дошло, что мы, вообще говоря, могли провести время иначе: снять комнату в японском отельчике с татами на полу и ширмами вместо дверей. Я уверен, что Мел и Томо с радостью бы поддержали этот вариант. Про Нила нельзя было ничего утверждать, он был известным любителем сэкономить и мог предпочесть ночевку в лесу, просто чтобы не платить.
Я снова поглядел вперед. Мел все так же шла рядом с Джоном Скоттом. На ней была фиолетовая куртка и джинсы. Я носил такую же куртку, только черного цвета. Мы покупали их не для того, чтобы выглядеть милой парочкой, нет, просто в магазине одежды в Синдзюку проходила распродажа, а мы не взяли с собой теплых вещей, когда улетали в Японию. Когда едешь преподавать за границу, у тебя с собой лишь столько вещей, сколько умещается в чемодан.
Мел постоянно обращалась к Джону Скотту, и я гадал, о чем таком они разговаривают. Я даже смог уловить пару обрывков фраз, но не более.
Нил снова начал насвистывать. Я тут же спросил:
— Как дела у Каори?
— Она повезла дочку в Диснейленд.
— И сколько сейчас Аи?
— Четыре года.
— Готовите к школе?
— Не, она только в детский сад пошла.
Он кивнул в сторону Мел и Джона Скотта:
— Они знакомы?
Джон Скотт что-то сказал Мел, и она игриво толкнула его в плечо.
— Учились вместе в старших классах.
— Он тебе не нравится, да?
Хороший вопрос. Нравится ли мне Джон Скотт? Я заметил за собой плохую привычку быстро судить о людях и после придерживаться выбранной линии поведения, даже если мои суждения оказывались на поверку полностью ошибочными. Однако в случае Джона Скотта, мне кажется, все было очевидно: качок с языком без костей.
— Какая разница? — Я пожал плечами. — Я его не знаю.
Нил задумчиво кивнул, как будто я высказал какую-то глубокую мысль, и снова принялся насвистывать. Я не решился попросить его прекратить это.
Трое японцев шагали нам навстречу. Двое мужчин и одна женщина. Все трое в походной одежде и с зонтиками наперевес.
— Конишуа! — сказал Бен дружелюбно. — Конишуа!
Произношение у него было даже хуже моего. Японцы поприветствовали нас, улыбаясь и кланяясь в ответ.
— Как прошел ваш хайкинг?
Японцев вопрос явно смутил.
— Поход! — встрял я. — Хорошо?
Несколько утвердительных кивков.
— Э-э, сумимасэн? — Джон Скотт попытался сформулировать вопрос по-японски, но сдался и переключился на английский: — Мы ищем еще тропы. Не главную тропу. Вы понимаете?
Они не понимали. Более того, они явно были настроены продолжить свой путь.
Джон Скотт остановил их порыв возгласами:
— Хэй, стойте, стойте, стойте! — Он повернулся к Томо. — Переведешь им?
Томо не хотел это переводить.
— Чувак, — настаивал Джон Скотт, — просто спроси.
Томо перевел вопрос.
Старшего из троих японцев — голова белым-бела, усы и очки в золотой оправе — охватил ужас. Он возбужденно сказал что-то в ответ. Томо попытался ему ответить, подняв руки в примирительном жесте, но был тут же прерван. Мужчина начал кричать. Я видел слюну, брызгавшую из его рта. Каждый раз, когда Томо пытался успокоить старика, тот махал руками и кричал еще громче. Я наблюдал эту сцену в недоумении. Я редко видел, чтобы японцев что-то могло вывести из себя. У них даже поговорка есть: «Торчащий гвоздь получает молотком по голове». Жестко, правда? Это выражение для японца может означать что угодно, например: «Не покидай рабочее время раньше коллег», «Не принимай важные решения, не советуясь», «Никогда — никогда! — не опаздывай».
И «Не показывай своих эмоций».
А что происходило сейчас? Мужчина явно бился в истерике. Томо понял тщетность своих попыток успокоить его и замолчал. Я положил руку ему на плечо и повел его дальше по тропе. Остальные побрели за нами.
Джон Скотт спросил:
— И что с ним не так?
Томо покачал головой:
— Он говорит, что нас здесь не должно быть.
— А он тут что делает?
— Идет в лавовые и ледяные пещеры.
— А в чем проблема-то?
— Он думает, что мы ищем тело.
Старик продолжал кричать нам вслед.
— И что он говорит сейчас? — спросил я.
— Он звонит в полицию.
— Уходить с тропы незаконно?
— Не думаю. Он просто двинутый. Кого это может волновать?
— Пошел к черту, кемо сабе! — проорал Джон Скотт и яростно показал японцу средний палец.
— Эй, — осадил я его, — полегче.
— А что такого?
— Ты ведешь