– Портной совершил шесть убийств, начиная с тысяча девятьсот девяносто девятого года. Его имя – Юн Чжогюн. И я его дочь, – срывающимся на плач голосом произнесла Сэхён, разорвав тишину лобби.

Раздались крики вперемешку с тяжелыми вздохами, как будто люди вокруг заранее условились отреагировать вместе. Чжонхён попытался осмыслить услышанное. От шока по телу прокатилась волна жара, плечо заныло, даже несмотря на то что он старался сильно не нервничать. Казалось, кто-то одним рывком разрезал запутанную нить и сбежал.

Вот почему Сэхён пыталась избежать разговоров о нераскрытых делах. Вот почему ей отправили ту старую тетрадь. Девочка с ведром. Портной. Всего лишь одной фразой Сэхён смогла развеять все его сомнения. Она продолжала рассказывать, но ее слова были настолько ужасны, что их было сложно слушать на трезвую голову. Она рассказала, что жила с Чжогюном, который убил ее мать. В субтитрах сразу отметили, что она биологическая дочь серийного убийцы Юн Чжогюна.

– Я была уверена, что смогу понять, если он снова возьмется за старое. Именно поэтому я и решила стать судмедэкспертом. Поэтому я работала без передышек. Хотела его поймать. Правда хотела… Мне хотелось, чтобы он расплатился за свои преступления… – По щекам у нее потекли слезы.

Под вспышками камер лицо ее казалось совершенно прозрачным. Ей явно становилось сложнее дышать, поэтому она снова сделала паузу, пытаясь вобрать воздух и крепко сжимая трибуну – оставшиеся три пальца сильно дрожали.

– Моя жадность помешала проведению расследования, поэтому я бы хотела принести свои извинения прямо сейчас. Я готова принять любое наказание… Прошу прощения. Простите.

Сэхён вышла вперед и низко поклонилась. На ковер тут же закапала кровь. Стоявшие впереди журналисты испугались и потребовали, чтобы она быстрее возвращалась в больницу и нормально долечивалась. Выпрямившись, она в нерешительности вернулась к трибуне и поправила микрофон.

– И сейчас он держит еще одну девочку при себе. Ростом она примерно мне по плечо. Они ездят на белом фургоне, поэтому, если заметите такой с девочкой внутри, обязательно обратитесь в полицию, – дрожащим голосом произнесла она.

Полицейские попытались насильно закончить брифинг, выключив микрофон, но Сэхён не сдавалась и продолжала кричать. Один из сотрудников больше не мог видеть ее в таком состоянии, поэтому подошел ближе и, поддерживая, повел к выходу. Кадры сменились, показав новостную студию. Только тогда Чжонхён понял, что это был вовсе не прямой эфир, а предзаписанное видео.

Репортер кратко объяснил, как будет продолжаться расследование. Далее показали Сэхён, которая садилась в машину скорой помощи и направлялась в отделение неотложной помощи. Чжонхён проверил название больницы на своей одежде и тут же побежал к стойке регистратуры. Это вызвало новый приступ боли в плече, но ему было все равно.

Узнав номер палаты Сэхён, он тут же побежал вверх по лестнице, не теряя времени на ожидание лифта. Добежав до двери палаты, он постучал и зашел внутрь. Вся правая рука девушки была обмотана – она сидела, прислонившись к спинке кровати, и смотрела новости, в которых только что появилась. Услышав звук открывшейся двери, она обернулась.

– Как ваше плечо?

Сэхён выглядела даже более спокойной, чем обычно, – совсем отличалась от той, что недавно была на экране. На самом деле даже во время просмотра брифинга ему было сложно определить, что из сказанного было правдой, а что она приукрасила. Она говорила, что хотела стать судмедэкспертом из чувства долга, потом – что хотела повышения, а затем снова меняла свои слова, заявляя, что на самом деле желала поймать своего отца.

Чжонхён прикрыл дверь и подошел ближе, встал, облокотившись на соседнюю койку. Казалось, совсем недавно они сидели вместе в ресторане, подающем кашу, а теперь встретились при других обстоятельствах и выглядели хуже некуда. Тот день был словно из прошлой жизни. Лицо Сэхён осунулось, а на подбородке виднелось несколько пластырей. Видимо, она его разбила. На руку намотан бинт, а ладонь зафиксирована пластырем. Глаза с полопавшимися сосудами казались уставшими, но при этом были совершенно ясными.

Она выглядела неприступно, как айсберг, и он мог лишь догадываться, что на самом деле скрывалось в ее душе. Чжонхён не мог ее презирать или осуждать, ведь она была и сообщницей преступника, и жертвой, потерявшей семью. Он решил прекратить попытки разобраться, где правда, а где ложь. Если Сэхён – айсберг, то ему хотелось быть тем, кто плавал в море рядом. Просочившийся между жалюзи луч солнца упал на пострадавший палец Сэхён. Она заметила это и поспешила прикрыть оставленные Чжогюном шрамы. Увидев это, Чжонхён нахмурился и подошел к окну, чтобы опустить шторы.

Девушка ненадолго остановила взгляд на его плече, а потом снова подняла глаза. Ручка жалюзи перестала скрипеть, и в палате снова воцарилась тишина.

– Я знаю, что вам было сложно снова вернуться. Но вы все сделали правильно, – сказал он, подойдя ближе и аккуратно взяв ее за пострадавшую руку.

От низкого голоса Чжонхёна в глубине сердца Сэхён что-то будто надорвалось. Она закрыла глаза и попыталась мысленно вернуться к тому прошлому, которое Чжогюн запечатлел в той старой тетради. Только сейчас она поняла, что девочкой с последнего фото была маленькая Сэчжин – потому она и не узнала в ней себя. Она рассказывала, как ей нравилось то время, когда у нее выпали передние зубы, – улыбаясь, она слышала свист ветра, и это веселило ее еще сильнее. А на том снимке она была похожа на сестру. Видимо, Сэхён оно так нравилось, что она решила вклеить его на последнюю страницу. Именно с того момента она пыталась повторять за Сэчжин даже самые мелкие движения и действия, хотя и скрывала это.

Когда-то они возвращались домой с грязными руками после того, как вырыли очередную могилу, и Сэчжин сказала одну вещь. Она осталась с Сэхён до самого рассвета и прошептала ей, что любовь – это когда ты принимаешь то, что делает любимый тобой человек, даже если не понимаешь. Сэчжин не пыталась как-то поменять Сэхён или пристыдить ее. Вместо этого она исполняла все ее желания, которые читала в тетради с подсолнухом. Замерзшая до смерти Сэчжин всегда говорила, что была счастлива в лачуге. Они обедали вместе за одним столом чем-то вкусным, а папа покупал любую еду, которую им хотелось. А по ночам она могла болтать с младшей сестренкой, которую так