Он заметил изменения в моем поведении и запретил спать в лачуге. Тогда же он взял откуда-то фотоаппарат и начал делать мои фото. Так поступают настоящие любящие отцы, но здесь было другое – в такие дни мои ладони всегда были измазаны кровью зверей. Я больше не могла избавиться от их запаха, сколько бы ни мыла руки. Сэчжин всегда проходила мимо фургона, где я жила, по пути из школы и стучала в дверь в знак приветствия. Чем старше я становилась, тем больше любила книги, которые она приносила, и теряла интерес к теплым рабокки. [32]

Мне хотелось полетать на самолете. Хотелось увидеть остальной мир. Мне было ужасно тесно в этом фургоне, где я могла спать только съежившись. Я могла бы украсть ключи от машины и сбежать, но я на это не решалась. Я обещала Сэчжин, что никогда не сбегу, что бы ни случилось.

Именно тогда Чжогюн начал аккуратно вклеивать мои фото в тетрадь. А я продолжала взрослеть, разрываясь между жаждой убийства и желанием выжить.

Как-то раз Сэчжин почему-то не прекращала действовать ему на нервы. Она задавала множество вопросов, даже видя, что они его раздражают. Он так разозлился, что ударил ее по щеке, и она тут же повалилась на пол. Увидев ее в таком положении, я осознала, насколько она была похожа на маму.

В тот день мы вернулись из очередного долгого путешествия. После него он казался мне совсем другим человеком. Он был особенно уверен в себе, в глазах читалась угроза. Люди его любили, что всегда казалось мне странным. Но он был молодым мужчиной, растившим дочь в одиночку. День и ночь работал ради нее. Часто в качестве гостинца ему даже приносили закуски.

Тогда же я отправилась прогуляться, оставив уборку на потом. Однако я вдруг вспомнила, что не закрыла фургон, и сразу побежала обратно. Сэчжин стояла прямо перед кузовом, залитым кровью. Перед глазами полетели серые снежинки.

Я схватила ее за руку и потащила к склону, пытаясь убежать как можно дальше от лачуги. Я странно смеялась, пока бежала, – то ли оттого, что настроение улучшилось, то ли пытаясь его улучшить. Но наша свобода продлилась недолго. Я знала, что он всегда носит с собой нож, но не представляла, что он наставит его на Сэчжин. Я все еще помню, как на лбу у него выступила вена.

Я так испугалась, что бросилась вперед, желая сбить его с ног. Он потерял равновесие и повалился вниз со склона. Сэчжин была выше меня на две головы, но я схватила ее за плечо, пытаясь аккуратно спуститься, что было совсем непросто. Я понимала, что не могу ее отпустить. Тогда я все же взвалила ее на плечи и пошла вниз, обливаясь потом.

Помню, что было темно от туч, заслонивших луну, а путь был долгим. Сколько мы прошли? Вдруг недалеко послышался звук приближающегося фургона. Я все понимала. Он был близко. Нам нужно было спрятаться. Я открыла сливной люк и запихнула Сэчжин в него. Там ужасно пахло стоячей водой, но я была благодарна за то, что мы смогли туда поместиться – дождей в то лето шло мало.

Совсем скоро я услышала, как рядом остановилась машина. Он прошел по люку, не заметив нас, и начал подниматься в гору, ориентируясь на сломанные ветки. Треск затих, слышалось лишь наше дыхание, дуновение летнего ветра и стрекотание насекомых. Не знаю, как я на это решилась, но я схватила Сэчжин и подвела ее к фургону, быстро заняв водительское место и заведя машину. Тишину разорвал шум старого мотора. Тут он сбежал вниз и загородил нам путь. Он явно был зол, в его лице виделось разочарование – он зря потратил время на мое обучение.

Мне хотелось быстрее сбежать, выбраться из этой ситуации, и я нажала на педаль. Я решила его объехать, поэтому повернула руль, но машина потеряла равновесие. Сэчжин резко повернула руль в другую сторону, приложив все свои силы. Фургон направился прямо к тому месту, где он стоял, – что-то врезалось в бампер. Звук был таким громким, а столкновение таким сильным, что не сравнилось бы даже с моментом, когда мы однажды сбили лося. Автомобиль потерял управление и врезался прямо в дорожное ограждение, завалившись налево. Он сильно накренился, поэтому я поспешила вытащить Сэчжин, но она так вцепилась в ручку двери, будто была готова упасть в любую секунду.

Как и Сэчжин, чтобы наконец-то от него освободиться, мне нужно было убедиться во всем самой. Я широко раскрыла глаза, устремив взгляд вниз. Он лежал под склоном на обломанных ветках вместе с ограждением, а одна из его рук была неестественно заломлена. Я почувствовала и облегчение, увидев его в таком состоянии, и сожаление. Если бы я знала, что все будет так просто, я бы уже давно это сделала. Я вытащила Сэчжин из машины, и мы направились вверх по дороге.

В тот момент Сэчжин глубоко застонала – она начинала задыхаться. Мы дошли до заброшенной площадки для отдыха, которая находилась недалеко от нашего дома. Я думала лишь о том, что нам нужно скорее убежать подальше. Мы спрятались в грузовике с холодильной камерой. Я сразу почувствовала знакомый запах крови и ужасный холод, хотела выбраться на улицу, но дверь уже захлопнулась. Сэчжин начала замерзать и перестала говорить. Я долбила в дверь, пока руки покраснели. Но она так и не открылась.

Мы прислонились друг к другу. Я хотела осмотреть рану Сэчжин, но та отнекивалась, говоря, что все в порядке, поэтому я тоже решила об этом не думать. Так мы постепенно успокоились и начали засыпать. Я проснулась от затекшей руки, увидев, что Сэчжин накрыла меня своим пальто, а сама спала на моем плече. Я потрясла ее, чтобы разбудить, но она тут же рухнула на пол совершенно оледеневшая. Я совсем этого не ожидала, и попыталась встать, опершись на пол, но руки сразу стали влажными. Под Сэчжин уже скопилась целая лужа крови.

Мы столько бежали, пролили столько пота и совсем не пили – было удивительно, что в ней было столько жидкости. Я снова ее потрясла, пыталась докричаться, но она никак не реагировала. Я поднесла палец к ее носу, но ничего не почувствовала. Открыла ее веки, но зрачки были расфокусированы. Я не знала, что делать, так