— Санто-Доминго — международный курорт и туристический центр, — насмешливо продекламировал гаитянин. — Цитирую путеводитель.

— Конечно, конечно, — немедленно согласился комиссар. — Но здесь останавливаются обычно лишь те, кто впервые приезжает в Доминиканскую Республику.

— Нет правил без исключения… Да и, в конце концов, это родной город Марисоль. Она его любит.

Что ж, звучит довольно убедительно. Что-то его, Хуана Монтенегро, старую полицейскую ищейку, занесло не в ту сторону. Ну что он, в самом деле, вцепился зубами в эту несчастную неделю, проведенную Порелями в Санто-Доминго? В ней ли дело?

— Вы сказали, что родных у вашей супруги тут нет. А друзей?

Опять пауза.

— Нет, друзей нет, — наконец проворчал Порель. — Ну там… — снова пауза, — знакомые всякие… Немного, впрочем.

— И среди них, — быстро спросил комиссар, — Чаро Мондрагон? — Монтенегро уперся взглядом в судовладельца.

А тот вскинулся вдруг, привстал даже в кресле.

— Какого черта?! — Тон был угрожающим. — При чем тут этот журналистишка? А ну-ка, выкладывайте!

Последовал успокоительный жест комиссара.

— Отвечу. Не волнуйтесь, отвечу. Но сперва скажите мне, что вы делали вчера вечером?

Порель снял руки с подлокотников кресла. Привстал. Распрямился. Сделал шаг к комиссару.

— Что я делал вчера вечером? — сказал он медленно. — Вот так так! Значит, мне понадобилось алиби?

Полицейский молчал.

— Говорите! — яростно потребовал мулат.

Полицейский молчал.

— Убит этот стервец Мондрагон?

Молчание.

— Или?.. Или Марисоль? — Этот вопрос был задан шепотом. Брыластое, грубобульдожье лицо от душевной муки утратило окаменелость черт, растерянно, жалко обмякло, расплылось.

Но недоверчивый полицейский был неумолим.

— Отвечайте, где вы были вчера с полшестого до семи?

— Вчера? — Было видно, что Порель никак не может сосредоточиться на вопросе комиссара. — Вчера, часов где-то в пять, я пошел к Анри Барнабе. Марисоль оставалась в номере, она смотрела телевизор, с Анри мы еще днем условились о встрече, нет, нет, никаких дел, спустились в бар, выпили, поболтали, жена такого времяпрепровождения не любит, потому и не пошла со мной, засиделись часов до десяти.

— Кто-нибудь может это подтвердить? Бармен? Знакомые?

— Бармен, наверное, — предположил гаитянин.

— Кто это — Анри Барнабе?

— Знакомый. Американец.

— Он остановился здесь же в гостинице?

Порель кивнул.

— В каком номере?

— В тридцать пятом. На этом же этаже.

И тут Порель не выдержал:

— Да скажите же мне, наконец, в чем дело?! — взмолился он.

Да, теперь комиссар мог ему рассказать все.

От гаитянина Хуан Монтенегро направился прямиком к американцу. Тот словно ждал его. Сразу же открыл дверь, едва комиссар постучал.

Был он остроглазенький, ниже среднего росточка, худощавый блондин.

Раздвоенный подбородок (что вроде бы свидетельствовало о крепкой воле) вопросительно приподнялся: кто, дескать, и с чем пожаловали?

Сакраментальное слово: «Полиция!» — не сдвинуло его с места, не заставило посторониться, пропуская непрошеного визитера в номер. Подбородок опустился, но головка склонилась набок, глазки вопрошающе прищурены. И только когда у него под носом помахали удостоверением, он отступил в сторону.

— Прошу, — пожал он плечами, тон — недоумевающий.

— Я присяду, — не столько спросил, сколько сообщил комиссар. Бесцеремонным он бывал редко, но этот тип ему не понравился.

— Пожалуйста, — сказал американец сухо. Говорили они по-английски. Хозяин номера — с подчеркнуто американским произношением, в котором чувствовался, однако, еще какой-то акцент. Иммигрант из Франции? Фамилия-то французская.

Впрочем, сейчас было не до выяснения национальных корней приятеля Франсуа Пореля.

— Мистер Анри Барнабе? Я не ошибаюсь? — спросил Монтенегро, усаживаясь в кресло.

— Ошибиться трудно. Кто еще может быть в моем номере, кроме меня? — Тон сварливый, нагловатый.

— Да кто угодно, — невозмутимо ответил комиссар, бросив взгляд на дамский солнечный зонтик, прислоненный к стене.

— Жду, когда вы сообщите, с какой целью почтили меня своим присутствием, — присев на диван, сказал Барнабе.

Иронизирует, шельмец. А собственно говоря, чего ради он так задирается? Давняя нелюбовь к полиции? Или натворил что-то тут, в Санто-Доминго?

И еще один вопрос, куда более важный, занимал комиссара: не попросил ли Порель американца, чтобы тот подтвердил его алиби? Гаитянин мог сделать это заблаговременно, а мог и сейчас, пока он, комиссар, шел по коридору до номера Барнабе. Все это, конечно, если предположить, что Порель убийца и что Барнабе готов его покрывать.

— Навестил я вас вот с какой целью. Желательно мне узнать, что вы делали вчера с полшестого до семи вечера?

— А с какой, собственно, стати я должен отвечать на ваши вопросы? Сейчас позвоню в консульство и попрошу, чтобы кто-нибудь приехал сюда, дабы этот допрос велся в присутствии официального американского представителя.

Однако в консульство он не позвонил. Сидел и вопросительно глядел на полицейского. А тот так же молча смотрел на него.

Наконец Барнабе пошевелился. Достал из кармана плоскую металлическую коробку. Извлек из нее тонкую голландскую сигару. Обрезать кончик не стал — продырявил его спичкой. Закурил и, выпустив дым, произнес?

— Ну ладно, отвечу на ваш вопрос, мне скрывать нечего, непонятно только, с чего это вдруг мне понадобилось алиби. — Он вздернул носик: — А?

Комиссар промолчал.

— Ну хорошо, хорошо, — вздохнул американец, — Так как вы говорите — с полшестого до семи? В это время я был с одним своим знакомым в баре гостиницы. С неким Франсуа Порелем, чтобы быть точным.

Порель ссылался на Барнабе. Барнабе — на Пореля.

— В баре вас видели?

— Бармен, естественно. Я несколько раз делал ему заказы… Ну а теперь могу я, черт побери, узнать, чем вызваны ваши вопросы?

— Убита супруга Франсуа Пореля, — сказал Монтенегро, внимательно наблюдая за востроглазым субъектом.

— Как?! — Вопрос прозвучал вроде бы с неподдельным изумлением. Это, впрочем, вовсе не означает, Что неподдельное изумление нельзя подделать.

— Да, убита. Вместе с неким Чаро Мондрагоном. — И комиссар быстро спросил: — Знаете такого?

Головка американца несколько раз мотнулась из стороны в сторону. Нет, мол, понятия не имею.

— Но почему? За что? — допытывался он.

Комиссар пожал плечами.

— Да, да, — покивал головой Барнабе. — Понимаю. Следствие только начато. — Он внимательно посмотрел на полицейского; помолчав, добавил: — Я должен извиниться перед вами за нелюбезный прием. Ваш визит более чем оправдан. Вам, наверное, нужно взглянуть на мой паспорт?

Паспорт был в полном порядке. Мистер Анри Барнабе оказался из иммигрантов. Родился он на Карибском острове Сент-Кристофер. Как-то в отпуске комиссару довелось побывать там вскоре после того, как Сент-Кристофер вкупе с другим островом — Невис стал государством, независимым от своей прежней метрополии — Великобритании. Местные жители там — англоговорящие, но в некоторых рыбацких семьях в ходу также и французский, обедненный правда, да и покалеченный изрядно. Рыбаки эти — потомки выходцев из Франции. Переселение в Западное полушарие не принесло им счастья. Они стоят на самых низших ступенях общественной лестницы, что в Карибском бассейне для людей с белым цветом кожи —