Григорий не стал уточнять, что значит «интернат»: в таких городах этот термин часто скрывает за собой целый набор унижений, которые даже во взрослом возрасте тяжело пересказывать чужим людям. Он просто сидел напротив, чуть наклонив голову, и беззвучно подтверждал: да, он слышит всё, что она говорит – даже если многое из этого не произносится вслух.

– Честно говоря, если бы не моя первая работа в обычном киоске, я бы, наверное, до сих пор сидела в архиве и боялась делать шаг за порог, – усмехнулась Елена, но смех был какой-то ломкий, незащищённый. – Там, в этом ларьке, я впервые в жизни почувствовала, что могу что-то делать сама, без оглядки на взрослых. Не то чтобы это была работа мечты – больше похоже на выживание, но я научилась там всему: считать наличку, спорить с поставщиками, держать лицо даже когда хочется провалиться сквозь землю. А главное – научилась не ждать, что кто-то придёт и спасёт меня из очередной ямы.

Она замолчала, словно оценивая, не сказала ли лишнего. Поймала себя на том, что впервые за много лет рассказывает это не в корпоративном тоне, где каждая биографическая деталь обязана подтверждать твою исключительность, а просто так – чтобы заполнить тишину между двумя людьми.

– В университете я тоже долго держалась особняком, – продолжила она, отводя взгляд куда-то в угол. – Не потому, что была такая гордая, просто не хотелось ни с кем связываться: когда с детства привыкаешь решать всё сама, сложно верить, что кто-то не подставит тебя в самый важный момент. Но потом я попала в одну группу с будущим мужем, и жизнь, кажется, впервые повернулась ко мне лицом. Он был из хорошей семьи, с самого начала знал, что добьётся всего, чего захочет, и это сначала раздражало, а потом оказалось заразительным. Мы вместе окончили институт, уехали в Москву, поженились… Не скажу, что это была сказка, но, по крайней мере, я почувствовала, что могу быть не просто чьей-то тенью.

Григорий слушал без вопросов: чем больше он узнавал о биографии Елены, тем отчётливее видел, что её знаменитая холодная выдержка и репутация безупречного руководителя – не просто поза, а форма защиты, выработанная долгими годами принудительной самостоятельности. Он знал таких людей: они никогда не скажут прямо, что им плохо, не попросят о помощи, даже если тонут. Единственный способ заслужить их доверие – показать, что не предашь, даже если тебя самого прижмёт к стенке.

– После смерти мужа я вернулась в Ситцев, – сказала Елена, будто ставя жирную точку в рассказе. – Не от хорошей жизни, но и не из слабости. Просто поняла, что здесь у меня хотя бы есть шанс построить что-то своё, а не быть вечно на подхвате у очередного московского босса. Сначала было страшно даже выйти на улицу: все смотрели, как на городскую сумасшедшую, которая решила возродить ювелирный салон в эпоху, когда даже золото никто не покупает. Но я упрямо делала своё, и постепенно получилось. Конечно, не без поддержки друзей и бывших коллег, но по большому счёту – всё это держится исключительно на том, что я ни разу не позволила себе расслабиться.

На пару секунд в подсобке воцарилась оглушительная тишина. Елена сидела с прямой спиной, словно на экзамене, и только тонкая складочка между бровями выдавала, сколько ей стоило сейчас произнести всё это вслух.

Григорий почувствовал, что, если промолчит ещё секунду, она захлопнется обратно, как устрица, и всё услышанное ускользнёт в небытие. Поэтому он переборол врождённую сдержанность и сказал, очень спокойно, но твёрдо:

– Я никогда не работал с людьми, которые настолько хорошо держат удар. Обычно все начинают ныть уже через час после первого провала.

– Просто мне не с кем было делить неудачи, – усмехнулась она, и складочка между бровями стала чуть мягче. – Вот и привыкла быть собственным психотерапевтом.

В этот момент ей захотелось закурить, но вместо этого она достала из кармана новую пачку жвачки и предложила одну Григорию. Он принял, хотя жевать на голодный желудок было не лучшим вариантом. Это была негласная церемония примирения: жвачку в салоне жевать не полагалось, но сейчас оба нарушили правило, чтобы хоть как-то унять дрожь в руках.

– Ладно, – сказала Елена, стряхнув с себя минутную расслабленность. – Вернёмся к делу. Если есть предположения, кто мог подкинуть эту историю, рассказывай.

И тут Григорий понял: несмотря на краткий экскурс в личную жизнь, перед ним снова сидит прежняя Елена – та, что за три минуты способна разложить на атомы чужой план и просчитать пять ходов вперёд. Он смотрел, как она ловко считает цифры в голове, не заглядывая в калькулятор, как быстро распознаёт ошибку в документе, даже если это опечатка на третьей странице снизу. Лампа над столом тихо жужжала.

– Вы не жалеете? – спросил он. – Что выбрали не университет, а бизнес?

Елена пожала плечами:

– В университете я бы умерла от скуки. Здесь хотя бы каждую неделю новый пожар.

– А если бы можно было начать с начала? – уточнил он.

Она усмехнулась, но глаза при этом остались грустными:

– Я бы, наверное, не стала заводить детей. Это очень страшно – быть за кого-то ответственной, когда сама до конца не знаешь, как выжить.

– По-моему, у вас получилось, – сказал он.

– Не знаю, – тихо сказала она. – Иногда я думаю, что дала им всё, кроме того, что им действительно нужно. Я же не мама, я – начальник. Руководитель отдела в собственной семье.

Он вдруг понял, почему её дочери такие разные: у каждой – свой характер, свой набор страхов и претензий к жизни, но у всех есть нечто общее – неистребимое желание доказать, что они могут жить сами, без опеки.

– Думаете, они были бы счастливее, если бы у них была обычная мать? – спросил он.

Елена покачала головой:

– Нет. Просто иногда я думаю: вдруг они вырастут и будут меня ненавидеть? Я же всегда заставляю их быть сильнее, чем положено по возрасту. Может быть, им хотелось бы хотя бы раз в жизни почувствовать, что кто-то просто закроет за ними дверь и скажет: «Всё, ты дома, можешь ни о чём не думать».

Он не знал, что сказать на это. В таких случаях его бабушка всегда молча заваривала чай и ставила на стол что-то сладкое.

– Могу принести чай, – предложил он.

– Давай, – сказала она, – а то я скоро не выдержу.

Пока он возился с