стать первым. А здесь – первым хотят быть только на похоронах.
– С таким мировоззрением вас бы быстро разочаровали в столице, – заметил он.
– Меня ничто не разочаровывает, – сказала она. – Я давно привыкла к двойному дну.
Снова пауза, уже некомфортная. Она взяла ручку и начала постукивать ею по столу. Григорий заметил: у неё короткие ногти, аккуратно подпиленные, без намёка на лак – только прозрачный защитный слой, как у тех, кто не хочет оставлять после себя отпечатков.
– Скажите, – вдруг спросила она, – зачем вы хранили записи о подпольных операциях Елены?
– Я не хранил их для себя, – сказал он. – Просто был уверен: если случится что-то серьёзное, они понадобятся следствию.
– Или вы надеялись шантажировать?
– Я не самоубийца, – улыбнулся он. – Если бы хотел, давно бы просто уехал отсюда.
Она снова наклонилась вперёд: теперь так, что он мог видеть её декольте, тщательно скрытое под строгой блузкой, но всё равно намек, как у всех столичных женщин – чуть-чуть избыточный, чтобы вы знали, что оно есть.
– Что вас держит в этом городе? – спросила она, почти шёпотом.
– Привычка, – сказал он. – Желание закончить начатое.
– А что вы начали?
Григорий промолчал, отвёл взгляд к окну – будто что-то заметил там, а на деле скрывал эмоции.
Она уловила это и на секунду сменила стратегию: положила ручку, сложила ладони, смягчилась.
– Давайте будем честны друг с другом, – сказала она. – Понимаю: у вас есть мотив. Вы хотите докопаться до истины – ради себя, ради матери или из спортивного интереса. Это нормально. Но если вы что-то скрываете, я это найду.
– Вы хорошо работаете, – сказал он. – Я уважаю вашу систему.
– Система тут ни при чём, – вздохнула она. – Я просто не люблю, когда меня обманывают.
Григорий встретил её взгляд:
– А вы умеете отличать ложь?
– Лучше многих.
– Тогда попробуйте, – сказал он. – Может быть, вам и правда повезёт.
Она улыбнулась по-настоящему.
– Ладно, – сказала она. – Хватит допроса. Не хочу держать вас здесь дольше, чем нужно. Может, покажете мне Ситцев? Я слышала, что в нём есть скрытое очарование.
– Всё зависит от проводника, – сказал он.
– Вы будете хорошим проводником, – уверенно заявила она.
Они оба поняли: это не просто игра слов.
– До вечера? – спросила она.
– До вечера, – ответил он.
Григорий поднялся, вышел в коридор и только когда дверь за ним закрылась, позволил себе впервые за день расслабить плечи. Не потому, что она напугала, – скорее потому, что впервые за долгое время у него появился настоящий противник, не самый удобный для обмана.
В коридоре в голове уже складывалась схема: как вести её по городу и как не дать провести самого себя.
Вечером Ситцев терял последние огрызки респектабельности. Фасады начинали лосниться трещинами, готовясь к параду теней – местному любимому спектаклю. Старые купеческие особняки, выстроенные когда-то напоказ, крошились в забвение: лепнина осыпалась клочьями, за витражами пустовали кабинеты и будуары, а по проспекту тянулись сигаретный дым и сырой холод, а из глубины шёл нескончаемый рокот дизеля с окраины.
Григорий вёл Светлану неспеша, как водят дорогого гостя по музею, где каждый экспонат – памятник поражениям и редким победам. Он комментировал кварталы кратко, без лишних слов; она слушала и время от времени задавала вопросы – те, что больше рассказывают о спрашивающем, чем о предмете.
– Тут когда-то был лучший ресторан, – сказал он, останавливаясь у полуразрушенной ротонды. – Теперь сюда и бомжи не заглядывают: слишком депрессивно.
– В Москве депрессию упаковывают в глянец, – ответила Светлана. – Здесь сразу видно, кто победил, а кто проиграл.
– Зато честно, – заметил он.
– Вас тянет к честности?
– Меня тянет к тому, чего другим не хватает.
Она улыбнулась, оставив в улыбке столько же капкана, сколько и выхода.
– Вы с самого начала играли со мной, – сказала она, обернувшись, чтобы видеть его глаза. – Это видно по тому, как вы реагируете на неудобные вопросы.
Григорий не сразу ответил. Он остановился, пропустил вперёд случайную пару и только потом чуть склонил голову – жест одновременно ироничный и немного застенчивый.
– Я не игрок, – возразил он. – Просто учился у хороших учителей.
– Ложная скромность вам не идёт, – отрезала Светлана. Она шагнула ближе, сокращая дистанцию, и теперь между ними не было безопасного воздуха. – Вы манипулируете каждым словом, будто вас за это премируют.
– Нет, – сказал он, – премии чаще получают те, кто манипулирует молчанием.
– Вы хотите сказать, что я слишком много говорю? – усмехнулась она.
– Ни в коем случае, – спокойно ответил Григорий. – Но вы и сами знаете: те, кто по-настоящему слушает, почти всегда выигрывают. Возможно, у вас это выходит лучше.
Светлана кивнула, будто соглашаясь, и тут же добавила:
– Я умею слушать. Зато вы умеете заставлять людей говорить то, чего они не хотят. Даже когда молчат.
– Это комплимент?
– Нет. – Она помолчала и резко сменила тон: – Что вы собираетесь делать с тем, что уже узнали обо мне?
– Почему вы уверены, что я что-то узнал?
– Потому что мужчины вашего типа не тратят время на прогулки, если не считают себя победителями, – ответила она твёрдо.
Григорий улыбнулся открыто:
– А вы не похожи на проигравшую.
– Я и не проигрываю, – сказала Светлана. – Я просто жду, когда выиграет правильный человек.
Григорий фыркнул, но без насмешки:
– А вы умеете удивлять.
– Это профессия, – отозвалась она.
Они шли дальше и теперь шагали вровень, иногда почти касаясь плечами. В городе зажглись первые витрины, и их отражения мелькали мозаикой по стёклам, будто проверяя, кто из них настоящий, а кто – всего лишь призрак вечерней прогулки.
– Вам когда-нибудь казалось, что настоящая жизнь всегда где-то рядом, но не у тебя? – спросил он после долгой паузы.
– Я привыкла думать, что настоящая жизнь – это то, что происходит, когда подписываешь бумаги, – ответила она. – Всё остальное – антракт.
– Значит, вы не романтик?
– Я прагматик, – сказала Светлана чуть мягче. – Но иногда, когда закрываю дело, позволяю себе один вечер сыграть в чужую игру. Сегодня – такой случай.
Григорий задумался. Он смотрел на воду, где отражались неоновые пятна из окон на другом берегу. Казалось, скажет что-то важное, но спросил:
– Вы когда-нибудь были счастливы?
Светлана не ожидала вопроса. Она замедлила шаг, прошла пару метров молча и, только найдя слова, кивнула:
– Была. Несколько раз. Первый – когда поступила на следственный факультет. Последний – когда вы сегодня зашли в мой кабинет. Я подняла глаза от бумаг и сразу поняла: это не будет обычным допросом.
Он засмеялся негромко, с облегчением.
– А вы умеете разоружать.
– Это тоже профессия.
Они шли по набережной, где пахло рекой, гнилой листвой и чем-то химическим, привезённым поездами из областного