– Похоже на внутренний аудит, – сказал Григорий. – В каждом деле есть то, о чём молчат даже своим.

– И ещё: Маргарита встречается с поставщиками без ведома матери, – сказала Полина. – Носила для неё заказы через задний ход. Всегда тайна: никто не знает, кому уходит часть товара. Однажды был скандал: партия ушла в другую сеть, а Елена узнала об этом через третьих лиц.

Слушал, помечая каждый факт. Удивительно: после близости люди говорят правду легче, чем за рюмкой или в очереди на почте.

– Не боишься увольнения? – спросил Григорий.

– Нет, – сказала Полина. – Рано или поздно кто-то найдёт способ меня заменить. Пока могу – делюсь тем, что вижу.

– И правильно, – сказал Григорий. – Не делишься – груз удваивается.

Полина кивнула, обняла за талию и уронила голову на плечо.

– Иногда думаю: будь папа жив, сразу раскусил бы всех Петровых. Он не верил ни в одну систему, кроме той, что можно построить руками. Наверное, унаследовала это.

– Нашёл бы с ним общий язык, – сказал Григорий.

– Сразу поняла, – улыбнулась Полина. – Ты такой же: строишь свою систему, не доверяя никакой другой.

Долго лежали в тишине, не глядя на часы.

– Останешься? – почти засыпая, спросила Полина.

– Конечно, – сказал Григорий.

Заснула сразу – без слов, без попыток держаться за сознание. Григорий смотрел в потолок, слушал дыхание и думал: всё идёт правильно. В этой квартире, где пахло дрожжами и металлом, впервые за долгое время было спокойно. Чувствовалось: рядом не просто союзник, а «человек внутри».

Подложил под голову локоть, посмотрел в окно: на небе – ни звезды. Вспомнил отца Полины: наверняка смотрит с какого-нибудь ювелирного рая и радуется, что она не сдалась. Наверное, и сам не сдастся.

Теперь предстояло придумать, как использовать всё, что узнал. Но прежде – немного сна: завтра город проснётся, и начнётся новая партия.

Снизу уже поднимался первый утренний запах свежего хлеба.

Улыбнулся, закрыл глаза и растворился в простом, честном спокойствии.

На следующее утро в доме Петровых – привычная церемония воскресного кофе. За овальным столом собрались все: Елена в халате цвета слоновой кости, Маргарита в трико с символикой йога-студии, Софья – с телефоном, за которым прятала желание исчезнуть из поля воли старших. Пришёл и Григорий, хотя знал: сейчас начнётся что-то вроде допроса.

Едва уселся, Елена лениво оторвалась от чашки и, не глядя прямо, спросила:

– Григорий, ты ночевал не дома. Почему?

В голосе – ни гнева, ни осуждения: скорее профессиональный интерес, с которым она, вероятно, привыкла вербовать кадры. Уже собирался солгать изящно, не вдаваясь в детали, но встретился взглядом с Софьей и решил: пусть будет правда. На полуправде, как на старых нитках, долго не проживёшь.

– Говорят, стоит раз сменить обстановку – и утром выглядишь моложе, – сказал Григорий, откусив круассан.

– Неужели у вас кто-то есть? – не удержалась Маргарита, едва заметно оживившись.

– Я бы сказал, теперь мы с городом на «ты», – ответил Григорий, бросив взгляд на Софью, которая, не моргнув, листала ленту.

– Город – это хорошо, – медленно произнесла Елена. – Но ты всё равно часть нашей семьи, даже если временно симулируешь свободу.

Отметил: протокол записывается в бесконечную внутреннюю папку «наблюдение». Но сейчас, впервые за месяцы, было всё равно. После ночи у Полины что-то сдвинулось: не хотелось больше быть идеальным кандидатом, хотелось быть собой – каким бы идиотским это ни казалось.

Именно в этот момент Григорий заметил: Софья смотрит прямо на него. Не с упрёком, а с немым вопросом: «Ты тоже?» Кивнул едва заметно и впервые понял: между ними есть простая, пусть примитивная, связь.

Выдавил улыбку и, глядя на Елену, произнёс с напускным тоном:

– Спасибо, что напомнили: у меня сегодня встреча в университете, задержусь до вечера.

Елена осталась довольна, Маргарита скептически хмыкнула, а Софья молча поднялась из-за стола и ушла в коридор. Григорий задержался на минуту, допил кофе и подумал: с этого дня всё пойдёт иначе.

«Пушкин» – единственное кафе в районе, где бариста по понедельникам цитирует Бродского, а по вторникам требует оплату до заказа. Интерьер – рассыпавшаяся классика: за стойкой бюст вождя с до блеска начищенным черепом, на стенах выцветшие портреты писателей, у каждого окна – следы десятков утренников, экзаменов и провалов.

Григорий пришёл сюда не случайно: заранее выяснил у Веры, в какой день профессор Волков задерживается допоздна, и выбрал час, когда поток студентов схлынет, а бар ещё открыт. Пришёл чуть раньше, чтобы занять обзорную точку и просканировать зал.

В середине, у круглого стола с мраморной столешницей, сидел Волков: светло-серый джемпер, под ним белая майка, дорогие, но чуть помятые джинсы. Не из старой школы, где брюки и галстук обязательны, но и до современной расхлябанности не докатывается. На столе – аккуратная стопка работ, чёрный Montblanc, телефон с тремя мессенджерами и пустая чашка. Обручального кольца, как и говорили, не было.

Григорий прошёл мимо, бросив короткий взгляд – как смотрят, пытаясь вспомнить: встречались ли раньше или это просто похожий человек. Волков насторожился, через пару секунд вернулся к рукописям. Лицо – вытянутое, с нервным подбородком; глаза не стояли на месте, всё время искали угрозу или возможность.

Григорий сел через столик, заказал кофе и несколько минут «сидел» в телефоне, наблюдая за Волковым в отражении витрины. В этот час кафе пустовало: у входа пара пенсионерок обсуждала цены на творог, за дальним столиком спал, уткнувшись в рюкзак, студент в худи «МОЗГ – ГОРДОСТЬ ФАКУЛЬТЕТА».

Кофе допит. Григорий поднялся и, будто случайно, подошёл к столику:

– Простите, вы профессор Волков?

– Да, а вы…

– Григорий. Мы пересекались на лекции по культурной антропологии. Тогда ещё плохо разбирался, но запомнил вашу лекцию о границах коллективной идентичности.

Ложь, но изящная: так говорят те, кто это преподавал или годами мусолил в кулуарах.

– А, на первом курсе, кажется. Тогда ещё читал по вторникам, – сказал Волков.

– Именно, – подхватил Григорий.

Профессор расслабился, улыбнулся краем губ:

– Чем занимаетесь сейчас?

– Работаю в «Петрове», – честно ответил Григорий. – Администрирование; параллельно – малые корпоративные проекты. Пытался в аспирантуру – не вышло. Решил возвращать науку хотя бы разговорами.

Волков довольно кивнул – профессорам нравится, когда бывшие студенты мечту не бросают:

– Присаживайтесь, если не спешите. Перерыв между семинарами.

Григорий сел, аккуратно отодвинул бумаги.

– Как сейчас в университете?

– Как везде, – вздохнул Волков. – Бюрократия душит, студенты ленятся, а те, кто хотят учиться, уезжают после второго курса за границу. Остаюсь потому, что здесь больше свободы: можно курировать свои темы, в душу никто особо не лезет.

Хвастался искренне: хотел не только признания, но и отличия от