– Как ты попала сюда? – спросил он.

Полина задержала взгляд на нём:

– Это папина мастерская была. Он сам делал украшения для «Петрова», а когда заболел, меня поставили вместо него.

– Ты сразу умела?

– Сначала только пинцетом вытаскивала камни из брака, – усмехнулась она. – Потом, когда он ослеп на один глаз, стала подменять в мелочах. А когда его не стало – пришлось учиться сразу всему.

– Когда это было?

– Три года назад. Я тогда только школу закончила.

– А мама?

– Мама уехала, когда мне было семь, – сказала Полина; ответ прозвучал как отрубленный, без остаточного смысла.

Пару минут молчали. Из мастерской доносились голоса – кто-то ругался на порезанный палец, кто-то спорил по поводу градации алмазов. Здесь время текло иначе: не по часам, а по степени терпимости к происходящему.

– Маргарита к тебе несправедлива, – сказал Григорий без иронии и напускного сочувствия. – Она относится к людям как к ресурсу.

– Я привыкла, – ответила Полина. – Просто иногда жаль, что не дают попробовать по-своему.

– А если бы могли? – спросил он. – Как бы ты делала?

Полина задумалась:

– Наверное, как папа. Он всегда говорил: украшение должно быть как шрам – незаметное для окружающих, но для тебя самого единственное в мире. Иногда думаю: будь у меня свой магазин, делала бы только такие вещи.

– Почему не попробуешь?

– Деньги, – пожала плечами она. – И страх. Не получится – всё пропадёт.

Видно, ей действительно страшно. Он решил:

– Могу помочь, если надо, – сказал он. – Не про деньги. Про поддержку, когда вокруг одна критика.

– Спасибо, – сказала Полина. Прозвучало не как вежливость, а как признание.

Он хотел добавить, но она достала из-под свитера медальон, открыла и показала:

– Это папа сделал для мамы, – сказала она. – Первый и последний раз, когда он работал с золотом. Внутри – его фото; тогда ему было восемнадцать.

Григорий взял медальон: лёгкий, почти невесомый; внутри – чёрно-белое фото, парень с угловатым лицом и большими глазами. На поверхности – две микроцарапины, как два года, прожитых без отца.

– Красивая работа, – сказал он.

– Я помню каждую его морщинку, – прошептала Полина, держа медальон бережно, словно это последнее, что осталось от отца. – Но иногда, глядя на фото, вижу его совсем молодым, каким был до меня, до всего. Три года прошло, а я всё ещё разговариваю с ним.

– Дай попробовать, – сказал Григорий.

Он закрыл глаза, подержал медальон в ладони и вернул Полине.

– Запах металла другой, – сказал он. – Обычно у золота резкий, а тут – мягкий, почти как у конфетной фольги.

– Может, потому что он делал для себя, – улыбнулась она. – Для тех, кого любил.

Сидели молча, пока кофе не остыл. Потом Полина встала, небрежно поправила волосы и сказала:

– Мне надо доделать браслет. Если хочешь, посмотришь, как это делается на самом деле.

– Хочу, – сказал он.

Они вернулись в мастерскую. Теперь, когда он видел, как она работает, каждая её манипуляция казалась ему миниатюрным спектаклем: сперва Полина брала камень, чуть прижимала к свету, потом ловко опускала его в углубление, и только после этого медленно, с каким-то почти эротическим упрямством, вдавливала металлический край. Иногда у неё дрожали пальцы, но ни один из камней не выпал ни разу.

– Вот так, – сказала она, – если медленно и не давить, то даже самые мелкие держатся лучше.

– Можно попробовать? – спросил Григорий.

– Попробуй, только аккуратно, – сказала Полина и подала ему инструмент.

Он сделал всё по инструкции, но уронил камень. Полина, не осуждая, поправила его руку, накрыла своей – и в этот момент между ними повисло напряжение, какое бывает у людей, которые оба не уверены, кто первым отпустит.

– Не получается, – сказал он, – нужен талант.

– Или привычка, – улыбнулась она. – Я же говорю, всё тут строится на повторении.

Она не сразу убрала руку; потом всё-таки отпустила, и Григорий почувствовал, что к нему вернулась прежняя уверенность.

– Если что – обращайся, – сказал он.

– Спасибо, – снова сказала Полина, уже спокойнее.

Перед уходом он ещё раз посмотрел на неё: глаза чистые, почти прозрачные; в глубине – та самая тоска, которую не растворить ни кофе, ни успехом.

– Может, после работы зайдём куда-нибудь? – спросил он.

– Можно, – ответила Полина, – если только не будет очередной срочной починки.

– Тогда до вечера, – сказал он.

Она кивнула, вернулась к столу и уже не оглядывалась.

Григорий вышел из мастерской. На душе – тепло, как от свежего хлеба: сегодня он сделал правильный шаг. Впервые за долгое время рядом оказался человек, не требующий ни доказательств, ни масок. Приятно знать: где-то в городе ждёт рука, способная починить всё, что разбито.

Главное – у него появился ещё один союзник: тихий, но цепкий. И он знал: этот союз принесёт больше, чем красивые украшения.

Вечерняя квартирка Полины пряталась на самом верху старого кирпичного дома над пекарней. Если верить вывеске у подъезда, здесь по ночам должен доноситься запах свежей сдобы; в реальности воздух насыщали перегретые трансформаторы, кошачья шерсть и тонкие, почти невидимые следы парфюма прежней хозяйки. Когда они поднялись по лестнице, Григорий отметил: у Полины дар – всё, к чему она прикасается, становится частью гармоничного ансамбля. В узком коридоре – ни единой лишней вещи; у двери – аккуратные ряды ключей и инструментов; даже сломанный зонт в углу смотрелся не мусором, а декоративной скульптурой из музейной экспозиции «Жизнь простых людей эпохи позднего капитализма».

В гостиной тесно, но очень чисто: маленький столик у окна; на нём – микроскоп, ультрафиолетовая лампа и рассыпанные по блюдцу чаинки и закуски. На журнальном столике уже стоят два бокала с остатками вина, рядом – несколько листов с эскизами: браслеты, кулоны, перстни – странная смесь минимализма и какой-то не вполне объяснимой славянской дикости. На полке вдоль стены – десятки коробочек; каждую Полина, как выяснилось, могла опознать по памяти.

– Проходи, – сказала она. – Только не садись на голубое кресло: с прошлого месяца шатается.

– Я привык к неустойчивым предметам, – улыбнулся он.

Полина сняла куртку, повесила на спинку стула и, усевшись, жестом предложила вино.

– Я не очень по винам, – призналась она, – но, если не нравится – есть чай или кофе.

– Вино отлично, – сказал Григорий. – После работы это самое оно.

Первые пять минут молча пили: умели ждать, пока воздух пропитается новой реальностью. Паузы первой лишила Полина:

– Я думала, ты не придёшь. Обычно те, кто обещают встречу после работы, просто исчезают.

– Ты часто зовёшь домой новых знакомых?

– Почти никогда. Раньше это