Хозяйка строго сказала:

– Здесь вы будете жить, следите за порядком, грязи не потерплю.

Не задерживаясь в сарае, повела работников знакомить с подворьем. Показала ферму, в ней десять коров, три быка, две лошади, загон с поросятами, отдельно от них находились свиньи. Плодовый сад с овощным огородом был продолжением двора.

– Утром к семи часам приезжает молочник, к этому времени коровы должны быть вами подоены, – стала она объяснять батракам фронт работы. – После дойки кормите лошадей, поросят, два раза в день их поить. В амбаре пшено, горох, жернова. Навоз от животных отвозите на огород. Раз в неделю будете ездить в концлагерь, сестре разрешили бесплатно брать из крематория золу или как ее, – думая как правильно назвать отходы от сгоревших трупов. – Соседи называют пеплом, им удобрите сад. Днем запрещаю ложиться спать. Еду готовите сами, каждое утро будете получать у меня продукты. Некоторые работники умудряются выпить шнапсу, предупреждаю, строго накажу. Если не хотите обратно в лагерь, будьте послушными. У моих соседей батраки решили бежать на родину в Польшу, служба СС их поймала, отправила обратно в лагерь. Не подведите мою сестру, она за вас поручилась, я не хочу, чтобы у нее не сложилась карьера. Приведите себя в порядок, не будьте свиньями, немцы любят чистоту и порядок.

Фрау говорила свысока, видать ей нравится командовать людьми и одежду себе подобрала под стать военному человеку.

Иван смотрел на хозяйку, а на языке вертелось выражение «конь с яйцами». Не понятно, сколько ей лет – сорок или пятьдесят. Высокого роста, широкие плечи, крупные черты лица, мужественный взгляд, строгая одежда: короткий серый двубортный кафтан, черное кожаное галифе, заправленное в хромовые сапоги, на голове синий берет со свастикой на боку. Все время ударяла хлыстом по своей ноге. В Москве на выставке ВДНХ есть памятник, называется «Рабочий и колхозница» наверно, автор скульпторы был знаком с фрау Мартой, уж больно на нее похожа своей монументальностью. В родной деревне Ключики женщины павы, фигуры стройные, русые волосы заплетены в косы, скромность на лице. Увидела бы фрау его жену Татьяну, какая она красивая, от ревности бы застрелилась. С языка чуть не вырвалось назвать хозяйку фашисткой. Вот тогда бы точно отправила их с Остапом в лагерь умирать. Надо следовать поведению друга, он жил среди этих фрау на Украине, знает их барские повадки. У нас в Сибири люди всегда жили свободными во всем, как в помыслах, так и обиходе.

– Приступайте к своим обязанностям, не ленитесь. Начните с уборки фермы, навоз свезите на тележке в огород, – приказала фрау, не дав время обустроиться на новом месте, попить той же воды. Сама села на стул и стала наблюдать за работниками, не выпуская из рук хлыст.

Остап, везя очередную тачку с навозом, шепнул Ивану:

– Не понравимся мы сейчас хозяйке, заменит другими узниками, нам надо, Вань, постараться, потерпи.

Иван не подавал виду, что ему тяжело работать незаживающие раны от экспериментов доктора Мергеле не дают свободно двигаться, сочатся кровью. Роба прилипает к телу. Остап тоже ослаб от каждодневной работы, возя трупы в крематорий, как он говорит: «Пять дивизий на своих плечах вывез». А дивизия по штатному расписанию не менее трех тысяч человек. Богатырское здоровье нужно иметь.

Закончили работу поздно вечером. Фрау Марта на ужин принесла им полбулки отрубного ржаного хлеба и две селедки. Они не набросились на еду, как это делали в лагере, ожидая суточную пайку, выразив на лице равнодушие, ведь хозяйка их обозвала свиньями. Фрау, видимо, догадалась, о чем думают батраки, и молча вышла из сарая.

Иван следом сказал:

– Остап, малеха подкормимся и от фрау убежим, в любой момент сдаст в лагерь, а там шансов нет остаться живыми.

– Я тоже об этом подумал, хлеба только подкопим. Придется идти лесом, обходя поселки. А в немецких домах нам ночлежку не дадут. Вань, у тебя роба от крови мокрая, простирать бы, да боюсь, к утру не высохнет. Фрау увидит, черт ее знает, что у нее на уме. Щас воды принесу. – Взял ведро сходил за водой на колодец. Налил ее в тазик. – Я постираю, а ты отдохни. – Намылил робу, простирав, ее встряхнул.

Иван, ежись от холода, сказал:

– Одену-ка я робу, так быстрее высохнет, – надел и тут же снова съежился. – Прохладно, ну да ладно.

– Смотри не простынь, а то, кто его знает, – забеспокоился Остап. – Давай так поступим: сначала ты в ней посидишь, потом я ее посушу.

Так и сделали. Уже за полночь легли спать. Обоим не спалось, боялись проспать утреннюю дойку, хозяйка сказала в семь утра приезжает молочник. Главное, за окном нет лая собак, автоматных выстрелов, окриков надзирателей.

Отработали три дня, хозяйка приказала батракам запрячь лошадь в телегу. На телегу поставить деревянный ящик из-под зерна. Сказала: «В нем будете возить пепел из крематория, лучшего удобрения для сада нет». Фрукты продает солдатам вермахта. На проходной лагеря их встретит сестра. Взамен лагерной робы дала поношенную гражданскую одежду, брюки, рубашки, пиджаки.

Подъезжая к лагерю, Остап на каблучке крутился как волчок. Иван заметил его волнение:

– Боишься, из лагеря нас не выпустят, думаешь бежать. Я тоже головой кручу, всю дорогу прохожие смотрят на нас волком, даже не представляю, как можно дойти пешком до своей границы и где эта граница. Вновь прибывшие в лагерь пленные говорят под Москвой немцу дали пинка. А что делается на юге, на севере, может, уже до Урала дошли. Вот и думай, где это граница, тут не мешок хлеба брать в дорогу, а телегу. Нет, Остап, вариант с побегом – прямая дорога в лагерь, положимся на судьбу. У меня счастливый номер, да и у тебя он не хуже.

– Может, на запад рвануть, к французам, а что, там тоже люди живут, – оживленно проговорил Остап.

– Осмотреться бы не мешало…

На проходной лагеря Ивана с Остапом встретила сестра хозяйки.

– Следуйте за мной, – предъявила она пропуск на воротах часовому.

В крематории нагрузили полный ящик пепла, выезжая из ворот лагеря