– В лагерь вас не вернут, сестра Марта за вас заплатила коменданту большие деньги. Идет массовое уничтожение узников, прекратили давать им еду, газовая камера работает круглосуточно. В лагерь больше за «удобрением» не приезжайте. Надзиратели вас могут убить. Узников из концлагерей Польши переправляют в Дахау. Не знаю, как будут дальше развиваться события, город оккупируют русские или американцы, но ваше доброе замолвленное слово о нас с сестрой могло бы повлиять на нашу дальнейшую судьбу. Вы немцев ненавидите, видно по вашим глазам, дай вам в руки оружие и нас расстреляете. Но мы с сестрой вам спасли жизнь, – говорила упрашивающим тоном. – У Марты на днях приезжает сын, его отправляют на фронт. Приедет попрощаться, мы решили его спрятать, попрошу вас об этом не говорить сотрудникам СС. Люди не хотят идти воевать с русскими, мы немцы – великая нация, и проиграли войну. Сейчас вы станете над нами господами, это понимают здравомыслящие немцы, мы уже не верим пропаганде Геббельса.

Иван смотрел на нее и видел в ее глазах страх. Она, наверно, представляла, как окажется в своем же лагере в бараке на нарах. Черную форму СС сменит роба узника Дахау с татуировкой на руке. Счастливый ли ей наколют номер? Каждую секунду будет ждать, когда ее поведут в душевую комнату смыть с ее рук кровь ни в чем не повинных людей за то, что они не той национальности, другой религии. В помещение пустят удушающий газ, и она, наверно, посмотрит в окно, где, когда-то со своими коллегами наблюдала с внешней стороны, как задыхаются люди, корчась в конвульсиях, на этом месте будут стоять советские солдаты и улыбаться. Ее труп сожгут в крематории, пеплом удобрят яблоневый сад, за ним приедет ее племянник, сын сестры, заменит их с Остапом, ведь немцы станут батраками у победителей.

Иван с Остапом проводили сестру хозяйки молчанием:

– Засуетились фашисты, ты заметил, как у нее изменилось лицо, стала похожа на крысиную морду. – Остап первым начал разговор: – Спина выгнулась коромыслом, как быстро меняют обстоятельства нрав человека, раньше ходила с поднятой головой, сейчас змеей прижимается к земле. Но ничего, дай бог, нас освободят, сдам ее советскому коменданту и сына хозяйки в подарок приведу. Медаль, наверно, мне дадут, а может орден! Вот интересно, в Дахау наш будет комендант или американский, как думаешь, кто нас освободит первыми?

– Тебе не жалко кормильцев, все-таки благодаря им мы остались живы.

– Да я так сказал, к слову пришлось, пусть живут, потомкам расскажут, как штаны сушили. Хоть сколько-то времени поживут под страхом, в любой момент отправят в лагерь, лучше, конечно, сразу в крематорий, что на них пайку портить. Первым напрошусь зачислить меня в кочегары, я бы им, фашистам, спины пропарил, – улыбаясь во весь рот.

– Что ближе к огоньку захотелось, намерзся за эти четыре года, – тоже ответил, говорил, улыбаясь.

– Вань, не замечаешь, шутки у нас идиотские. Приедем домой, родные нас послушают, у виска пальцем покрутят. А у тебя сын, наверно, уже большой. Ему к тебе привыкать придется, поначалу дядькой называть станет, хотя кто его знает.

– Недолго осталось, выдержать бы. – Иван тяжело ответил другу…

День 29 апреля 1945 года для Ивана с Остапом стал вторым днем рождения. Ночью в Дахау зашли американские солдаты, колонны бронетехники двигались по улицам города. Рано утром во двор фрау Марты забежала ее сестра, на ней было надето гражданское платье. Вся, дрожа, взахлеб стала рассказывать, что произошло в концлагере на ее глазах:

– Американцы они, они, – проглатывая слова, – они хуже зверей, ворвались в лагерь, убили коменданта. Расстреляли даже тех, кто поднял руки, это бесчеловечно. – Фрау Марта дала сестре стакан воды. Выпив, продолжила свой рассказ, ей хотелось высказаться, представшая перед ней картина с расстрелом коллег эсэсовцев, повергла ее в шок: – Узники выскакивали из бараков как голодные псы, – прокричав предложение, – набрасывались на охранников и рвали их на куски. Даже подняли с коек больных немецких солдат и их тоже расстреляли. Всех собак в лагере убили. Марта, мне было очень страшно, чудом удалось спастись, платье помогло, случайно его оставила на работе. Узницы шьют хорошие платья, посмотри, – провела ладонью по своей талии.

– Выпей еще воды, все уже позади, я тебя спрячу к сыну в подвал. Вас никто там не найдет. – Фрау Марта умаляющим взглядом посмотрела на своих батраков, обнимая трясущуюся от страха сестру.

Иван с Остапом, слушая рассказ сестры хозяйки, думали об одном: ее спасло от смерти платье, пошитое руками узницы концлагеря Дахау, над которой она издевалась. Удалось ли дожить ее спасительнице до счастливого дня или «вылетела в трубу», сейчас уже не узнаешь. Свобода, колоколом бьет в голове, хочет вырваться наружу и лететь птицей на родину. Четыре года унижений, любой окрик человека воспринимается как окрик надзирателя, и он останется в памяти черной лентой до конца жизни, такое не забывается.

– Мы доедем до лагеря, там у нас остались товарищи, – твердым голосом сказал Остап и пошел запрягать лошадь, не спросив разрешения отлучиться у хозяйки. Фрау Марта молчала, боясь им перечить, понимая, сейчас не она, а ее бывшие батраки над ней господа.

Иван заметил на лице бывшей хозяйки испуг, растерянность и спокойным голосом ей сказал:

– Фрау Марта, нам чужого не надо, лошадь вам вернем. Вернемся попрощаться, сыну передайте, а он пусть передаст своим детям: вас, немцев, от фашизма спас русский солдат. Вы это поймете позже, когда осознаете, что вы натворили. Сестра вам в подробностях расскажет о своей работе в лагере, если ее к тому времени не повесят. Мы с Остапом не будем брать грех на душу, не расскажем о ней американцам.

– Иван, спасибо, – слезно сказала фрау. – Вы меня простите, что я вас хлестала кнутом, так было надо.

– Зла не держим, вам спасибо за приют. Вернется с плена ваш муж Ганс, ему скажите, чтоб больше никогда не брал в руки винтовку. У вас такой сад красивый, удобрен человеческими жизнями, ему и на земле работы хватит, а не в окопе сидеть.

Фрау Марта и ее сестра поняли, что имел в виду Иван, хотя он говорил на русском языке. Обе покраснели.

Выехав со двора, поехали в сторону