– Девушки, вы такие красивые, давайте познакомимся, – подбодрил их Остап, видя, что они такие же узники лагеря. Лица исхудалые, тело как тростинка, платьишки на них истрепанные, на ногах стоптанные ботинки на шнурках.

– Аня, – назвала свое имя курносая, с косой на плече. – А это моя подружка Зоя, – посмотрев на девушку с редкими русыми волосами.

Зоя застенчиво спросила:

– А вы сами-то, ребята, откуда?

– Иван с Урала, я из Львова. – Остап не сказал, что они бывшие заключенные, по их виду и так было видно. – Девушки, вы, наверно, на вечерки собрались, лошадь у ворот, возьмите нас собой, мы парни плясуны, частушек много знаем.

Девушки засмеялись. Аня ответила:

– Домой едем, хозяйка лошадь отдала, вот собираемся в дорогу. Боимся мы здесь оставаться, а когда наши придут, вы не знаете?

– Вот трусихи, немцы разбежались по норам, мы сейчас свободные люди, сами хозяева, – продолжал смело и весело говорить Остап.

– Мы, когда первый раз увидели американцев, от страха душа в пятки спряталась, – курносая стала рассказывать, положа руку на грудь. – Один солдат нам предлагал какую-то металлическую банку, бормоча на своем непонятном языке. А кожа у него, как сажа, я так испугалась, ноги тряслись. Подумала, в костре погорел или немцы над ним издевались, подружка потом сказала, что он негр. Я же деревенская, откуда мне знать, дальше своей деревни не была, натерпелись мы страху. Мне было тринадцать лет, когда в лагерь привезли. В нем пробыла недолго, у одного надзирателя хозяйство в Дахау, я его жене понравилась, семнадцать коров у них. На пальцы мои посмотрите, от работы не разгибаются, – показав их, прослезилась.

Остап, видя, что девушкам досталось – нелегко жить в батраках у немцев, совсем еще дети, решил предложить им помощь:

– Девчонки, возьмите нас собой, дорога дальняя, а с нами вам безопаснее.

Девушки переглянулись.

– А что, Зоя, и вправду пусть с нами едут, куда мы вдвоем? Ночью нам будут защитниками, хотя какие из вас защитники, – и уже взрослым голосом спросила: – Давно в плену? – Аня жалостливо посмотрела на ребят.

– Четыре года, – проглотил слова Иван.

Остап тут же сказал:

– Подождите нас, мы доедем до лагеря, может, остались живы товарищи, узнаем, что с ними, и вернемся.

– Мы вас подождем, свободы дольше ждали. – Зоя уже ответила, осмелев.

Подъехали к проходной лагеря. Повсюду ходили американские солдаты, у машин с красными крестами на земле кучками сидели заключенные. Врачи им оказывали медицинскую помощь.

Остап сказал:

– Вань, побудь с лошадью, а я по лагерю пробегусь, может, знакомого увижу, хотя вряд ли, за эти годы все умерли.

Иван смотрел на бывших заключенных, а радости на лицах не увидел. Узники еще не осознавали, что лагерной жизни пришел конец. Как встретит их родина, ведь некоторые сдались немцам добровольно, это они с Остапом попали в плен в бою. Обоих контузило, сил не было поднять с земли гранату, а так бы взорвали себя и немцев.

Остап зашел на территорию лагеря. У каменной стены в разных позах лежали трупы эсэсовцев. Подумал: смерть их настигла на рабочем месте, как говорят в народе, не рой яму другому, сам в нее попадешь, – и плюнул в их сторону. Надо же американцы собак не пощадили, – проходя мимо трупа овчарки, – стало быть, не обманывала сестра хозяйки. Собак жалко, они не виноваты, что их хозяева нелюди. Представил, как фашисты бегали по лагерю, как крысы, а американские солдаты их вылавливали, ставили к стенке. Наверно, слезно просили их не убивать, ползали на коленях, все бы отдал, чтобы посмотреть в глаза надзирателей. И в воде плавают трупы эсэсовцев – заметил, проходя берегом канала. Подошел к перрону. На путях стоял эшелон. Вагоны с настежь отрытыми дверями забиты под завязку трупами. Шустрый американский солдат снимал на кинокамеру злодеяние фашистов. Каждый кадр станет для потомков историей, и они с Иваном тоже история, только живая, не пленочная, прошедшая ад концлагеря.

– Пять семерок шесть! – услышал он за спиной радостный голос. Обернулся, несколько заключенных несли деревянные ящики. Узники остановились, положили ящики на землю. – Остап, ты меня не узнаешь, – на него смотрел «живой» труп с втянутыми щеками и круглыми глазами, как фары автомобиля «студебекера», таких машин как раз стояло с десяток у входа в лагерь.

Остап смотрел на узника, который назвал не только его имя, но и лагерный номер, и не мог вспомнить, кто он такой. Знакомые черты лица.

– Вспомнил, ну! Сорок первый год, мы с тобой в одной бригаде работали, – заключенный пытался улыбаться, но не получалось, мешали впалые щеки.

– Профессор, это вы, мать честная, и живой! Вот так встреча! – обрадовался Остап, узнав узника. Подбежал и обнял его.

Профессор, хлопая ладонями по спине Остапа, слезно сказал:

– Значит, тоже выжил! Мне говорили, что ты с товарищем трудился у бюргера. А меня фашисты определили на легкую работу – в архив. Я же знаю немецкий язык.

Остап решил его подбодрить, уж больно он имел удручающий вид. Прошло три года как они не виделись, единицам узников выпало счастье остаться живыми, находясь в лагере Дахау:

– Профессор, у вас что в архиве дополнительный паек не полагался, щек не вижу!

– Немец в последние месяцы совсем озверел, перестал кормить, всю траву подъели, видишь земля голая, – обведя вокруг себя головой. – Ну ничего, сейчас отъедимся! Архив сохраним для потомков. Наши солдаты придут, я им передам документацию. Американцам сейчас не до архива, по городу вылавливают сбежавших надзирателей. Видел бы ты, как они расстреливали фашистов, у всех узников было радости-и – черпаком хлебай! – протянув слова. – Вернусь в Москву, снова пойду преподавать в университет. Книгу напишу, про нас напишу, пусть потомки знают, что такое фашизм. А тебя с товарищем найду, ждите весточки, в гости приглашу. Я вам столицу покажу, как никто вам ее не покажет!

Остап на прощание обнял профессора. Выйдя из лагеря, подошел к Ивану, он рассматривал металлическую банку, держа ее в руке:

– Попей витаминов, американцы угостили! – предложив ее, – это сухое молоко, порошок, разбавленный водой. Десять банок подарили, девушек ими угостим. Заедем к фрау, обязательно возьмем в дорогу еды, не обеднеет. Немцы последнее забирали в наших домах.

– Вань, а я профессора встретил, помнишь, он со мной в одной бригаде работал. Я тебе о нем говорил, тот, который знает все, о чем его не спроси. Худющий! Дунь на него