Билл взглянул на Мерривейла, как нашкодивший котенок. Его слегка тошнило.
– Говорил с вами? По поводу кислоты?
– Кислоты? Да бог с вами. Нет! По поводу пропавшей кинопленки. Вы просто помешались на этой кислоте, сынок. Минуту назад вы заявили, что этот ваш Хэкетт только сегодня рассказал вам об отснятой в Портсмуте и Скапа-Флоу пленке, которая куда-то подевалась, верно?
– Да, это так.
Г. М. фыркнул:
– Так вот, сынок, эта новость уже успела покрыться плесенью. Пленку утащили одновременно с серной кислотой. Ее пропажу обнаружил Джо. Именно поэтому могло показаться, что он несколько рассеян и не сильно озабочен происшествием с кислотой. Из-за этого он мне и позвонил. Бóльшая часть отснятой пленки не так важна, однако есть примерно сто футов материала, который, попади он в Германию, приведет к катастрофе. С его помощью подводная лодка сможет проникнуть на базу британского флота со всеми вытекающими отсюда ужасными последствиями.
Г. М. был не на шутку встревожен. Снова грузно опустившись на стул, он взял со столешницы ручку и стал ее посасывать, будто это была сигара.
– Итак, – опять заговорил он, – я верю вашему честному слову, что вы сохраните в тайне, кем является Джо и чем он занимается. Кроме того, если супруга Джо узнает, что он никакой не «фон-барон», то грянет настоящий скандал.
Билл потер лоб рукой:
– Том Хэкетт никогда мне не рассказывал…
– Не рассказывал, – холодно заметил Гагерн. – А с какой стати ему было вам рассказывать? Вас это совершенно не касалось.
Осознание сего факта лишь сильнее разозлило Билла. Гагерн сидел прямо, словно аршин проглотил, его красноватый нос выделялся на красивом лице, а глаза слезились.
– Прошу вас уяснить, мистер Картрайт, – продолжал он, – что я был против того, чтобы сэр Генри посвящал вас в подробности. Но стало очевидно, что другого пути нет. Мне не хотелось больше попадать в глупое положение по вашей милости.
– Что ж, приношу свои глубочайшие извинения, – промолвил Билл, поднимаясь со стула. К его горлу подступил тошнотворный комок. – Похоже, я свалял дурака. – Он посмотрел на Гагерна. – Значит, в понедельник вечером из-за меня в озеро угодили вы?
– Я, – выпалил Гагерн.
– То есть в конечном счете вы все-таки самозванец?
Гагерн стал белее собственного воротничка.
– Если вам угодно называть это так, то да.
– Вы не немецкий барон?
– Нет. И вообще я не немец. Сэр Генри знал обоих моих родителей. Однако гувернантка, что меня воспитала, была немкой, поэтому я одинаково свободно владею двумя языками.
– А как же ваша блестящая режиссерская карьера в «УФА»? Это тоже миф?
Гагерн смерил его взглядом:
– Я несколько месяцев работал оператором в «УФА». Благополучные времена мне выпадали не часто, мистер Картрайт.
Что-то в его тоне внезапно заставило Билла проникнуться к нему слабым подобием симпатии.
– Знаете, мистер Картрайт, – продолжал Гагерн с откровенностью, от которой Билл даже поежился, – год тому назад у меня не было ничего. Поскитавшись по миру, я вернулся без пенса в кармане и с подорванным здоровьем. Тогда я сказал «хватит» и придумал себе образ барона фон Гагерна, немецкого кинорежиссера. Познакомившись с мистером Томасом Хэкеттом, я убедил его, что именно я ему и нужен. Продолжай я оставаться Джозефом Коллинзом, надо мной бы просто посмеялись. Однако насколько удачно я справляюсь со своей ролью, судить вам.
– Хорошо! Только я…
– Через год-другой я мог бы стать, а может, и стану самым известным режиссером в Англии. И это не тщеславие, а чистая правда, и вам это известно. Мне посчастливилось оказаться в нужном месте. Я женился и обожаю свою жену – покажите мне другого, кто любил бы женщину больше, чем я люблю Фрэнсис! А год тому назад она бы на меня и не взглянула.
Он сделал паузу и провел языком по губам.
– К середине августа любому, кто знает, что такое нацистское мировоззрение, стало ясно, что война неизбежна. Так я и сказал своей жене. Я мог бы оставаться там, где я есть, и тем, кто я есть. Меня никто не знал. Вместо этого я предложил свои услуги сэру Генри на случай начала войны. Да, я сильно рисковал… И если вы меня выдадите, мне конец. Но я сделал это, потому что двадцать три года назад я был британским агентом в Германии – без ложной скромности, одним из лучших. Работа у нас незаметная, а кто-то скажет, что и грязная. В нашей стране за достижения в этой работе наград не дают, да мы их и не ждем. А вот во Франции, будь я хоть трижды самозванцем, я имею право носить Большой крест Почетного легиона.
Билл чопорно поклонился – невозможно было не поддаться формальной учтивости манер его собеседника.
– Не беспокойтесь об этом, – сказал Билл. – Я сохраню ваш секрет. Но скажите мне единственную вещь: с какой стати вы поставили графин с серной кислотой в декорации «Брунхильды»?
– Я его туда не ставил.
– Но…
Гагерн кивком указал на бумаги, лежавшие на столе Г. М.:
– Я прочел вашу реконструкцию событий и был восхищен вашей логикой, хотя и проклинал вас. Могу сказать, что изначально съемочная площадка была обставлена так, как на фотографиях. Изменения внес мистер Ховард Фиск, который в дальнейшем и опрокинул кислоту. Я находился на расстоянии не менее шести футов от Фиска, когда тот столкнул графин, и это подтвердит любой, кто был свидетелем этой сцены. Я посчитал правильным не поднимать шума и понаблюдать, что будет дальше.
Он поднял руку в протестующем жесте. На его тонком аристократичном лице заходили желваки. Достав из кармана платок, он протер им слезящиеся глаза.
– И вот еще. У меня нет оснований подозревать Фиска. В том-то и беда, я ума не приложу, кого подозревать. Эта головоломка посложнее многих. Как вы и говорите, очевидно, что, кроме нас шестерых, там никого не было. И вопросов, на которые нам необходимо ответить, наберется с полдюжины. А именно: а) кто украл кинопленку? б) кто налил кислоту в графин и зачем? в) кто дважды совершал покушение на мисс Монику Стэнтон и зачем? г) в чем причина личной ненависти к мисс Стэнтон? д) связаны ли все эти пункты? е) если да, то как?
Повисла тишина.
– Ну что же, желаю вам удачи, – нарушил ее Билл. – А теперь, если позволите…
– Нет, – буркнул Г. М., лицо которого выражало смесь ехидства и злорадства. – Вас бросает то в жар, то в холод? – произнес он. – Гложет чувство оскорбленного достоинства и хочется раз и навсегда исчезнуть с глаз наших долой? Нет, сынок. Ваша реконструкция событий совсем не так плоха, если не считать единственного промаха: вы поставили не на того человека. Садитесь и отбросьте смущение. Возможно, у вас получится нам помочь. Есть ли у вас какие-нибудь идеи?
– Нет, сэр. Вы позволите задать вопрос?
– Безусловно, сынок. Задавайте.
Билл обратился к Гагерну:
– Нет ли у вас каких-нибудь идей? Понимаете, будучи ослепленным собственным тщеславием, я решил, что изобличил вас. Если сэр Генри ручается за ваши действия в момент покушения на Монику в павильоне, то мне этого достаточно. Однако я радовался тому, что смогу обеспечить безопасность Моники, зная, откуда ждать угрозы. А теперь я этого не знаю. Сейчас она внизу и ничем не рискует, поскольку находится в Военном министерстве. Но она настаивает на том, чтобы продолжать работу на студии «Пайнхэм», и это сводит меня с ума. Где, по-вашему, нам искать злоумышленника? Чем, например, вы занимались у озера в понедельник вечером?
Гагерн опустил правую ладонь на стол так, будто сдавал отпечатки пальцев.
– Если бы только это был не один из нас, – задумчиво изрек он.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, – резко ответил Гагерн, постукивая пальцами по столешнице, – роковую шестерку. Каждый раз я ломаю над этим голову. Ведь подозревать я могу и вас, и Фиска, и Хэкетта, и даже мою собственную жену. И это очевидно следует принять как данность.
