— Прости, почтенная Нина, — забормотал расстроенный парень. — Я сейчас все отмою. Я сейчас.

Он кинулся во двор, вернулся с горшком воды и холстиной. Нина подхватила со стола пергамент, к которому как раз тонкой змейкой подступала лужица чернил. Опустилась на резную скамью у окна, отвернувшись от суетящегося подмастерья, принялась читать:

— Масло шалфея, лавандовое масло, апельсиновое, розмарин, гвоздика, ладан — это ты опять дорогие благовония на свои смеси расходуешь?! Фока, от тебя в последнее время одна потрава.

— Ты не серчай, Нина. Я вот сейчас стол отмою да и дам тебе понюхать, что получилось. Василиссе такое притирание понравится. Аромат — как в саду Эдемском. — Лицо его расплылось в довольной улыбке. — И я ни капли не использовал. Я только нитки макал. Там и расхода никакого не получилось.

— А с нитками что делал?

— А нитки раскладывал на сухой лавровый лист. В разных сочетаниях разные ароматы получаются.

— Вот как раз сегодня говорила Гликерии, что тебе к мироварам идти учиться надобно. Там твоему чутью применение будет.

— Не пойду я к мироварам. Как ты тут, почтенная Нина, без меня справишься? Да и у них строго — разобью еще какой-нибудь кувшин с дорогим маслом, тут мне и не сносить головы.

— Ага, а у меня, значит, можно кувшины бить?

— Не. — Фока потер нос перепачканной чернилами рукой. — У тебя нельзя тоже, но ты меня за столько лет еще ни разу даже не выпорола за все мои потравы. — Он смущенно посмотрел на Нину. — А василиссе точно запах понравится. Вот увидишь.

Нина вздохнула. Когда наконец стол был насухо вытерт, Фока достал с верхней полки сверток из промасленной ткани. Нина склонилась над ним, вдохнула нежный аромат. Так пахло летнее поле с цветами на рассвете. Нежный, сладкий, с легкой горчинкой запах кружил, будоражил и убаюкивал одновременно. Она растерянно посмотрела на Фоку.

— Раньше я думала, что ты просто запахи, как зверь лесной, чуешь. Теперь вижу, что и мастерить их можешь искусно, как аргиропраты — украшения. Дар у тебя, Фока, нельзя его в отварах да притираниях прятать.

— Погоди, почтенная Нина. Позволь мне еще хоть до лета у тебя поработать. Матушка болеет, так у тебя я хоть отпроситься могу, помочь ей. Опять же снадобья ты ей передаешь. Может, к лету она поправится, вот тогда и пойдем к мироварам.

Нина покачала головой, но спорить не стала. А свернутые ниточки с сожалением убрала на полку. С таким ароматом расставаться не хотелось.

Велев подмастерью растопить очаг, она принялась разбирать корзинку. Заметив на дне ее крупные черные бобы, Нина ахнула. Фока подошел:

— Случилось что? Ограбили?

— Хуже, — фыркнула Нина. — Это ж он мне в корзинку бобы свои высыпал!

Рассказав Фоке о мавританском торговце, Нина велела ему собрать бобы в холщовый мешочек. Сказала, что сама потом уберет в сундук с ядовитыми травами. Подмастерье спорить не стал, сложил бобы, растопил очаг и отправился разносить приготовленные Ниной заказы.

Нина принялась перебирать купленные травы и корни. Надо бы до вечера одни разложить сушиться, другие залить маслами и поставить настаиваться да приготовить вытяжки.

Пока хлопотала, из головы никак не шла пропавшая красавица служанка.

Глава 3

Спать Нина улеглась рано. Завтра надо будет проснуться на рассвете, собрать все нужное да спешить во дворец. Но сон не шел. В голове все вертелись разговоры про пропавших женщин. Город, конечно, большой, за всеми эпарху не уследить. Да только не дело, что столько уже пропало, а никто не знает, что с ними сталось. В лупанарии никто никого не заманивал. У них и так отбою нет от продажных девиц, что хотят иметь крышу над головой и кусок лепешки. Если только Ариста, хозяйка самого богатого лупанария, не придумала что-то новое. Эта змея вечно наготове со своими интригами. И самые страшные головорезы в городе ей служат. Так к ней опять же из девиц только что не очередь выстраивается. Говорят, что даже почтенные горожанки к ней тайком приходят не то подработать, не то распущенность свою потешить. Эти мысли навели Нину на скручивающие душу воспоминания. Поняв, что уснуть теперь не удастся, разожгла светильник, достала тунику, что требовала починки. Села с иглой и ниткой поближе к свету.

На дворе скрипнула калитка. Послышались странные шаги. Будто идет кто-то тяжелый. Дверь вздрогнула под ударом. Нина подскочила. В голове мелькнула мысль, что за ней похитители пришли. Кинулась к висящему на крюке плащу, выхватила из вшитых в него скрытых ножен острый нож, в прошлом году подаренный Салихом. Рука ее дрожала, когда она проверяла засов на ведущей во двор двери. В дверь ударили еще раз, потише. Послышался сдавленный голос:

— Нина, открой.

Узнав говорящего, аптекарша перевела дух, сдвинула засов и распахнула дверь. В темноте ночи белело знакомое молодое лицо, окруженное растрепанными светлыми вихрами. На щеке наливался багровым синяк. На спине у пришедшего виднелся не то куль, не то большой мешок. Нина не сразу поняла, что это человеческое тело.

— Галактион, ты что это по ночам… — Она осеклась, разглядев, кого он приволок.

Тот, не отвечая, прошел в аптеку, аккуратно сгрузил на лавку парня в добротной, разорванной по вороту тунике. Нина торопливо положила нож на стол, поддержала голову принесенного, помогая Галактиону. Под носом у лежащего в беспамятстве запеклась кровь, губы распухли. Нина в испуге наклонилась к неподвижному телу, проверяя дышит ли.

— Жив он, Нина. Просто пил без меры, потом буянить начал. Ему, не разобравшись, насовали. Я его в таком виде во дворец не могу вести. Может, ты отвару какого дашь?

Лежащий на лавке всхрапнул, что-то пьяно пробормотал. Тяжелый винный дух поплыл по аптеке. Аптекарша разогнулась, кинулась к полкам, собирая снадобья и приговаривая:

— Ты, Галактион, смерти моей хочешь? Вломиться среди ночи к почтенной вдове, да с упившимся до полусмерти наследником престола? Вот скажи, зачем мы с Гликерией тебя спасали?[21] Чтобы ты потом нас в гроб загонял такими вот приключениями?

— Ну вспомнила. Твои, вон, приключения этому не чета, — усмехнулся Галактион. — Подумаешь, напился парень допьяна. Лучше скажи, что делать-то?

— Лет ему мало, чтобы так напиваться. Куда только охрана смотрела? Вот их точно подземелье и плети ждут. Что делать, говоришь? Бадейку со двора неси. Будем его отпаивать и вино выгонять.

Через пару часов обессиленный Роман II,