— Собираешься отправить задержанного в травму?

— Давно бы отправил, но он ноет постоянно. Скулит и требует успокоительные таблетки для снятия чувства тревоги и страха. А где я ему такие таблетки найду?

— Пришли ко мне помощника: я передам ему литровую бутылку двенадцатилетнего виски «Джемисон». Я думаю, что наш задержанный не откажется выпить стаканчик для снятия напряжения, чувства тревоги и страха. Только в травмпункте врач должен обязательно отметить, что пациент на момент осмотра находился в состоянии сильного алкогольного опьянения.

— Понял, — обрадовался дежурный, — сейчас я сам к вам заскочу… Так, может, в него не один стаканчик, а два влить.

— Вливай! — согласился Колобов. — Лечи его! Главное, чтобы пациент не умер.

— Самое главное забыл, — вдруг вспомнил дежурный, — этот скулежник сообщил данные своего паспорта. Мы проверили: паспорт на имя Хазарова — настоящий, следовательно, и банковские карты настоящие и… «корвет», выходит, его! И его разыскивают совсем под другими фамилиями, а попался-то он у нас. И чего теперь будет?

— Будет тебе, Витек, премия, — пообещал Колобов.

Лариса с Александром спустились с крыльца.

— Даже не знаю, как тебя благодарить, — шепнула Лариса. — Деньги я еще не пересчитывала, но, если все было по-честному, давай разделим их пополам…

— А зачем мне деньги? — удивился музыкант. — Я не бедный. Я, если потребуется, своим трудом заработаю. Оставь их себе…

— Я так не могу, — попыталась отговорить Лариса Ивановна, — я стольким тебе обязана… Ну давай на три части разделим: тебе, мне, и я дочке отправлю.

Рядом остановился патрульный автомобиль. Стекло водительской двери опустилось, и сержант-водитель крикнул:

— Ну что, забрали ваш кабриолет! Если хотите, я вас довезу куда надо.

— До промзоны подбросишь? — поинтересовался Александр.

— Куда скажете.

Когда тронулись с места, сержант обернулся и задал вопрос, ответ на который и сам знал прекрасно:

— Так вы из Москвы? — И продолжил, не делая никакой паузы: — Бывал я в вашей Москве! То, что камеры на каждом углу, — это хорошо, конечно, но вот пробки — это совсем уж… И цены! Конечно… Хотел я взять шаурму, но передумал. Сказал сам себе: «Стоп, Сидоркин! Тебе еще жить да жить». Это фамилия у меня такая — Сидоркин. Фамилия непростая, между прочим. У нас ведь, в смысле в России, была династия Романовых, а могла бы править династия Сидоркиных, потому что когда выбирали первого царя — Михаила, стало быть, то среди его конкурентов был один из Копорья, которого поддерживали Псков и Новгород, и некоторые московские бояре. Звали того претендента Сидорка, а в историю он вошел как Копорский вор. Но он взял самоотвод, потому что вскрылись его некоторые неблаговидные дела во Пскове, где он брал заранее взятки как будущий царь.

— Откуда вы все это знаете? — удивилась Лариса Ивановна.

— Так из школы. У нас была очень хорошая учительница истории, Снегирева Екатерина Степановна — царствие ей небесное. Так я про Москву не закончил… Тогда ведь Иван Грозный хотел столицу в Новгород перенести, но кто-то поджег город, и он почти весь выгорел. Какая уж тут столица… Царь, конечно, много думал о столице в Глинске, но тут хоть и замечательно, но рядом тогда были Литва, Польша — враги, одним словом.

— Про столицу в Глинске вы сами придумали или Екатерина Степановна рассказывала? — поинтересовался музыкант.

— Почему придумал? Так, в свободное время рассуждал логически. Мама Ивана Грозного, можно сказать, местная, отец, правда, — москвич… Вот Иван Грозный и сделал свой неправильный выбор… А так была бы у нас тут телевышка — самая большая в Европе, и ВДНХ, и гоняли бы мы с вами по Кольцевой!

— А у вас мама из Новгорода? — поинтересовалась Лариса.

— А как вы догадались? — удивился сержант Сидоркин. — Мать из Глинска, но отец из Новгорода. Он тут служил неподалеку в части ПВО, которой уже нет, потом женился и остался. Здесь на нашем кирпичном заводе работал. Бригадиром арматурщиков в цехе железобетонных изделий. Меня туда хотел пристроить. Но я сразу после службы в полицию пошел… Очень хотел свою машину иметь. А тут почти своя — даже еще лучше, можно гонять сколько душе угодно, и никто штраф не выпишет, потому что я тоже в погонах. Когда наш всеми уважаемый и любимый Вася Колобок с бандитами боестолкновение имел, то мой экипаж первым по сигналу прибыл… Там, правда, и без нас все решено было, хотя как сказать… Василия Петровича ведь тоже зацепило… Он сидит, пытается себя перевязать. Но ребята пошли бандюганов крутить, а я старшего лейтенанта в больницу нашу повез. И там такая девушка его забинтовала, что он, как честный человек, был просто обязан на ней жениться!..

— Мы приехали, — остановил его красноречие Александр, — вот станция Саркисяна.

— Сейчас мы и тут шороху наведем! — обрадовался сержант Сидоркин. — Сейчас будет им и музыка, и дискотека!

Он включил сирену и мигалку. Вдавил в пол акселератор и на скорости влетел на территорию, резко затормозил и, дрифтуя, развернулся на месте.

— Вот так! — объяснил он. — Выходи строиться, как говорится!

— Последний вопрос, — не могла успокоиться Лариса Ивановна, — вы, наверное, потомок того самого Сидорки.

— Это вряд ли, — вздохнул сержант, — лично я так не считаю, потому что генетика у нас разная: тот Сидорка взятки брал, а мой папа — нет.

И он засмеялся, довольный своей шуткой.

Лариса Ивановна засмеялась тоже, и тоже от всей души, потому что мир стал теперь совсем другой: он изменился, и она тоже. Стала такой, какой, вероятно, не была никогда: веселой и счастливой.

Глава двадцатая

Ванечка Жуков не звонил давно. Целую вечность. Несколько месяцев — уж точно, а то и больше года. Когда Василий набирал его номер, отвечал равнодушный механический голос: «Оставьте сообщение — вам обязательно перезвонят». Но никто, естественно, не перезванивал. А теперь вдруг объявился сам: позвонил и сразу к делу. Правда, школьный друг Вася Колобок его мало интересовал, потому что посыпались вопросы о том, как дела у Лешки Снегирева. Понятно, что с Лехой он очень долго не мог связаться, а теперь вот решил быть в курсе всего, с ним связанного.

— Да я и сам не знаю не только как у него дела, но и где он сейчас находится, — начал объяснять Колобов. — Дал ему пятьдесят тысяч на первое время, чтобы он хоть как-то… Дал ему свой телефон для связи, но он его выбросил. А где Леха теперь — ума не приложу. Ведь у него ни квартиры, ни своего гаража, который всем нам был как родной… Но в гараже он все-таки