— Именно так, правда, я совсем без средств. — Для наглядности Николас распахнул пиджак, открыв испачканную рубашку и потрепанный жилет. — Зато знаю, где их достать.

У Кузьмы сверкнули глаза.

— Что вы говорите? Неужто честный человек, как вы, предлагает совершить аферу?

— Нет, как раз таки наоборот, можно разбогатеть и при этом сохранить порядочность.

— Впервые слышу, — усмехнулся Кузьма и громко сплюнул в сторону. — Честно разбогатеть. Ну-ну. Еще скажите, огонь потушить огнем. — Он хохотнул и хрюкнул одновременно. От собственного случайного звука Кузьма захохотал.

— Зря смеетесь. Я знаю, что агенты сыскной полиции ищут убийцу начальника почтовой службы и готовы за его поимку выплатить пятьсот рублей, — соврал Николас.

Но сумма возымела эффект на пьяного Кузьму.

— Брешешь? — восхищенно спросил он.

— Вот тебе крест, — ответил Николас и коснулся пальцами лба. Дальше продолжать не стал. Этого хватило.

В пьяном мозгу Кузьмы все сложилось. Видимо, об этом же с ним хотел потолковать Ермолай. Раз назначил встречу вечером в трактире, в седьмом доме на Забалканском проспекте. Туда-то он и шел, по пути заглянув в несколько питейных заведений. Так, чтобы переждать дождь да пропустить стаканчик вина.

— Ты крестом так не разбрасывайся, — серьезно сказал Кузьма, — но словам твоим я верю. Правда, следует сперва все обсудить с Ермолаем.

— Само собой, — ответил Николас и улыбнулся. Все складывалось удачно.

До нужного места они дошли порознь. Кузьма не выпускал писателя из видимости, но рядом идти не хотел. Авось кто-нибудь узнает писателя. А его компания вряд ли вызывает уважение. Особенно после найденного в комнате опиума.

Ермолай встретил Николаса суровым взглядом. Хотя иного взгляда у него и не было. Он молча взял Кузьму под руку и отвел в дальний угол трактира.

— Ты на кой его привел?

— Дело у него есть к нам.

— Ты знаешь, что его судить за убийство хотят?

Кузьма, естественно, не знал, так что новость шокировала его. И хотелось бы поверить Ермолаю, но пятьсот рублей заставляли сомневаться.

— Ты не горячись, — вкрадчиво начал Кузьма, — писатель обмолвился, что за убийцу награду дают — четыреста рублей. Как раз по двести на брата.

— Награда? — Ермолай нахмурился. Видимо, Макар все же потолковал с околоточным, а тот в свою очередь с сыскной полицией. Правда, сумма слишком большая, хотя и платят ее за поимку убийцы государственного служащего высокого чина.

— Может, дурит тебя писатель? — Ермолай глянул на Николаса, тот сидел за столом с наивным видом и глазел по сторонам.

— Дурит. Ну и что. Может, он своего подельника хочет сдать, нам какая разница.

Ермолай одобрительно закивал.

— Верно мыслишь… Двоих поймаем и Макару вручим…

— А там и рублики получим, — закончил за него фразу Кузьма. — Только сразу скажу, что лучше сам о награде потолкую, может, за двоих и плата двойная будет.

— Давай сперва дело сделаем, а потом и шкуру делить будем, — ответил Ермолай, хотя мысленно уже потратил двести рублей.

Довольные своим планом, они подошли к писателю и встали от него по обе стороны. Бежать тот не собирался, но так было надежней.

— Ну что, рассказывай, где твоего поде…

— Убийцу, — поправил товарища Кузьма, — где убийцу искать.

Николас оговорку не заметил.

— Я не знаю, где он прячется…

Ермолай раздул ноздри, отчего его острый нос стал похож на кобру. Кузьма положил руку на плечо.

— Но дайте мне день, и я что-нибудь придумаю, — закончил Николас.

— По рукам! — воскликнул Кузьма и сел рядом с писателем. — А раз мы больше не враждуем, — он метнул хитрый взгляд на Николаса, — то закрепим дружбу — выпьем!

— Выпьем, — прохрипел Ермолай, сел напротив и махнул трактирщику.

— Выпьем, — поддержал их Николас.

Из письма Петра Алексеевича

На что я только надеялся? Горько осознавать, но Вы, Елизавета Марковна, связали свою судьбу с настоящим глупцом. Мне в какой-то момент показалось, что я способен на приключения, совершенно позабыв, что рожден я был для иных дел. Например, оценивать вкус французского вина и мягкость кресла в моем кабинете. Но никак не скакать по городу и ловить убийц и преступников.

Хуже всего то, что я сделался лжецом. Конечно, мне и раньше приходилось подбирать слова в беседах с некоторыми людьми, да и порой умалчивал кое-какие вещи. Но чтобы так открыто обманывать людей, глядя им в глаза… Я чуть со стыда не сгорел, когда Лаврентий Павлович убедился в том, что я не был с ним честен.

Ко всему прочему из-за моей лжи околоточный надзиратель мог погибнуть. Благо Савелий, будучи настоящим врачом, в этот момент был рядом.

Будь моя воля, я бы следующим днем покинул Петербург, но Лаврентий Павлович запретил мне делать это. До тех пор, пока не поймают убийцу. Конечно, я мог бы обратиться за помощью в издательство, рассказать им все как на духу — возможно, такую невероятную историю они бы потребовали в письменном виде, но чувство вины не позволило мне ослушаться Лаврентия Павловича.

Я даже не мог поменять квартиру. Для начала мне следовало привести в порядок ту, что я снял. Из-за писателя жить в ней стало невозможно. Окно в спальне он замазал черной краской, которую я с трудом оттер, в результате у меня скопилась грязь под ногтями. Будто я всю свою жизнь провозился с черноземом. К тому же мне пришлось заделывать дыру в стене. И как вы понимаете, одного желания для ремонта маловато. Так что я избавился от нее как смог. Со стороны гостевой завесил картиной, со стороны спальни поставил шкаф. Надеюсь, хозяин квартиры этого не заметит. Вот, видимо, я снова обманываю людей.

Признаюсь, эксперимент писателя меня впечатлил. На секунду я даже восхитился его стремлением к знаниям и умением разгадывать тайны. Но видели бы вы его в том состоянии, в котором видел я. Савелий сказал, что писатель давно страдает опиумной зависимостью. На мой вопрос о том, как же он попал в нее, Савелий признался, что он всему виной. Год назад он сам посоветовал писателю немного опиума, чтобы победить ночные кошмары и бессонницу. Если честно, я не был удивлен. Я, вообще, много раз слышал о том, что писатели едва ли дружат со своей головой. И находят успокоение в компании алкоголя, табака, женщин. Вот теперь и опиума. Вероятно, по этой причине я всегда относился к ним посредственно. Все же я читал их бредни, многие редактировал и издавал на потеху читателям.

Хуже всего то, что не успел я дать обещание Лаврентию Павловичу, как сразу же нарушил. На следующий день