— Может, Локтеву просто сообщили, что нашли убитого маньяка, — предположил Алексей, — к тому же у нас тот маньяк никого не убил.

— Кристину, может, и не убивал, но женщин в других городах убивал. Он сам в суде это признавал. Почему его только выпустили?.. Лешик, поехали куда-нибудь… Не хочешь в гостиницу, давай ко мне на родительскую дачу. Мать сейчас все равно в городе, а если даже и там, она очень обрадуется. Когда тебя посадили, она неделю рыдала. Бегала к твоей маме, и они вместе плакали… Ну, поехали к моим родителям на дачу. Там, правда, ничего не обустроено, но нам ведь и в твоем гараже было хорошо. Ты ведь помнишь?

— Нет. Я все забыл.

Алексей сбросил со своей шеи руки любимой когда-то девушки.

— Не будем больше ворошить старое. Что было, прошло, и ничего уже нельзя изменить… Давай как-нибудь дальше без воспоминаний…

— Я как-нибудь не хочу. Я хочу, чтобы ты любым способом избавил меня от мужа.

— А вот это без меня: ты сама приняла решение выйти за него, сама и думай, как от него избавиться…

Она снова попыталась обнять бывшего одноклассника, но он остановил ее и отступил на шаг.

— Леша, любимый, ведь мы не чужие друг другу. У нас ведь общий сын.

— Врать-то не надо! Ты мне в училище об этом написала, но я считать хорошо умею. Беременности не длятся одиннадцать месяцев.

— Леша! Я тебя прошу о помощи. Помоги!

Снегирев шагнул в сторону.

— Лешенька! — позвала в спину Милана. — Может, тебе деньги нужны? Я дам сколько скажешь.

— Не нужны. У меня денег больше, чем могу истратить, — ответил он, не оборачиваясь.

— А может…

— И подвозить меня тоже не надо. Пешком дойду.

Белый внедорожник быстро проскочил мимо — Милана даже не притормозила, чтобы рукой помахать. Снегирев шел к центру города, до которого оставалось еще шлепать пару километров, поглядывал по сторонам, наблюдая перемены, произошедшие за годы его отсутствия, но ничего особенно не изменилось. Небольшие деревянные домики с удобствами во дворах, потом пошли такие же небольшие, но уже каменные дома, потом бетонные пятиэтажки. Все пространство вокруг было знакомо, и все оно было равнодушно к нему — одинокому и никому не нужному.

Прилетел звонок от Колобка.

— Короче, так, — по-деловому начал Вася, — прямо сейчас дуй к нам домой. Лизу я предупредил. Она сегодня выходная после дежурства, очень обрадовалась и обещала что-нибудь приготовить. Лиза — это моя жена. Когда мне предплечье прострелили… Помнишь, я рассказывал, как в садоводческом поселке «Мечта» нарвался на троих… Не прострелили, а так, касательное ранение. Так она в больнице нашей на практике была и как раз меня, то есть руку мою, перевязывала. Так мы и познакомились. Я ходил к ней на перевязку, а потом с цветами явился, в кино пригласил, в кафе… Ну ты ведь знаешь, как это…

Снегирев этого не знал: он никому не дарил цветы, разве что матери, да и то на могилу. Он шел, не зная, куда идет и с какой целью, а школьный друг продолжал весело говорить:

— Лиза накроет праздничный стол, мы сядем, позовем друзей. Хочешь, я весь класс приглашу? Места, правда, всем не хватит, но в тесноте, как говорится, да не в обиде. К тому же все вряд ли придут… Кто уехал, у кого дела, а кого-то…

— Потом, — перебил друга Лешка и прервал звонок.

Снова набрал номер Соболевой, и снова Валя была вне зоны.

Дождался зеленого сигнала светофора и начал переходить улицу. И тут же раздался громкий скрип тормозов, и в Алексея едва не врезался большой черный внедорожник. Машина остановилась прямо у его ног. Не остановилась даже, а продолжала медленно двигаться на Алексея, так что ему приходилось быстро отступать. Потом он прыгнул на капот, перевернулся через правый бок и встал возле кабины водителя. Стекло было опущено. За рулем сидел Костя Локтев в белом пиджаке и в белой широкополой шляпе. А справа от него сидел мужчина лет пятидесяти со шрамом на щеке.

— Объявился! — усмехнулся Локтев и поморщился. — Ну-ну. На свою погибель ты притащился сюда, Снегирь. Так что даю тебе пару часиков, а потом объявляю охоту. Тот, кто тебя кончит, получит от меня хорошую награду. Ты меня хорошо понял, жлоб? Это мой город, и мне решать, кому здесь ходить по улицам и в чужих гаражах с девками перепихоны устраивать.

— Выходи, — спокойно ответил Алексей, — выходи, если такой смелый: выясним, чей это город. Только я тебя теперь жалеть не буду, если ты как в прошлый раз о пощаде будешь умолять…

Костя сделал вид, что собирается выйти, толкнул от себя дверь, но мужчина со шрамом придержал его. Положил руку на плечо и посоветовал негромко:

— Не здесь и не сейчас.

Внедорожник резко газанул с проворотом колес и сорвался с места.

Снегирев посмотрел ему вслед, потом остался стоять, словно не зная, куда направляться дальше. Мимо проходила пожилая женщина, которая посмотрела на парня и замерла, пораженная.

— Добрый день, — поздоровался с ней Алексей.

Женщина вздрогнула, отскочила в сторону, потом обогнула его по большой дуге и бросилась прочь.

А Снегирев опустил козырек бейсболки пониже и пошел в другую сторону. Так он дошел до Соборной площади, свернул в переулок к стеклянным дверям, над которыми висела вывеска «Кафе „Не горюй!“». Зашел внутрь, миновал вестибюль вдоль стойки пустого гардероба и вошел в зал.

Народу внутри было немного. Мимо пролетел официант с подносом, на котором он проносил обеденные блюда.

— А где Валя Соболева? — обратился к нему Снегирев.

— Садитесь за столик, — ответил официант, — вас обслужат.

За барной стойкой стояла молодая девушка.

— А Валя где? — поинтересовался Снегирев.

— Дома, наверное, — она сегодня выходная.

— Я понял, но она не отвечает на мои звонки.

— Не отвечает, значит, не хочет отвечать, — объяснила мудрая буфетчица и посмотрела за спину Алексею с некоторым напряжением во взгляде.

Он обернулся и увидел двух крепких парней, подходящих к стойке.

— Что вы хотите? — обратилась к парням буфетчица, уже догадываясь, кто эти люди. — Если хотите пообедать, то присаживайтесь.

— Да нас и дома неплохо кормят, — ответил один, даже не повернув головы в сторону