Алексей покачал головой. А верзила, посмотрев по сторонам, произнес, прощаясь.

— Ну, мы пошли. — И добавил: — Бутылку здесь не оставляй, с собой унеси. Пусть все тут чисто будет.

— Как в Западной Европе, — хихикнул Колян.

— Много ты знаешь, — осадил его старший товарищ. — Запад — это то место, где все западает. А у нас восход — где все восходит: цветы, любовь, дружба, а главное, солнце: весь свет от нас идет к ним, а не наоборот. Ведь так?

Верзила посмотрел на Снегирева.

— Абсолютно точно, — подтвердил Алексей и тут же спросил сам:

— Кладбище по-прежнему за Костей Локтевым?

— Нет, конечно. Ведь Костя, если честно, никто на ровном месте. Костя — это мелкая сошка. Уже давно он здесь совсем не рулит. Сначала подскочили московские кладбище отбирать. Была стрельба. Кого-то даже завалили, но потом этот вопрос уладили. Теперь здесь унитарное предприятие, а кто им управляет, меня не интересует. Говорят, что кто-то из мэрии, а еще Колобов, который теперь уже генерал полиции, и Николай Захарович Локтев — куда ж без него. Но такой базар между людьми идет, а как на самом деле было, я не знаю и знать не хочу. А на могиле твоей мамы я розовое дерево посажу: это тоже роза, только не куст, а многолетнее дерево — никто из здешних не знает про такое, но оно есть — именно дерево, на котором растут розы, а не рододендрон какой-то, который все знают. Хочешь такое? Мне от тебя не надо ничего. Спасибо скажешь, и я рад буду. Могилку благоустрою и дерево, которое розами цветет, тоже посажу. Ты согласен?

Алексей кивнул и махнул рукой, прощаясь. Оставшись один, он наполнил водкой половину стакана, подержал в руке, а потом вылил в землю. После этого наполнил еще половину, выдохнул и выпил залпом. Занюхал рукавом и резко выдохнул. Постоял несколько минут, перекрестился.

— Прости, — прошептал еле слышно и пошел прочь.

Вышел за ворота и тут же мимо проехал белый внедорожник, проскочил, затормозил и развернулся задним ходом. Водительская дверь открылась, из машины выглянула прекрасная Милана Шахова. Она улыбнулась радостно и махнула рукой:

— Садись ко мне!

Алексей подошел к машине, но не стал ее обходить, остановился перед капотом.

— Хорошо выглядишь, — произнес он вместо приветствия.

— Стараюсь, — ответила она и снова улыбнулась.

Милана заглушила двигатель и вышла. Обхватила его шею двумя руками и поцеловала. Снегирев немного отстранился и посмотрел по сторонам.

— Увидит кто и мужу донесет.

— Муж объелся груш, — снова улыбнулась она.

Она бесконечно прекрасно улыбалась, настроение у нее было радостное. Продолжая обнимать Алексея, хотела поцеловать его еще раз, но он снял ее руки со своей шеи.

— Ты вроде как подросла.

Шахова рассмеялась.

— Ты все такой же остроумный. Просто у меня каблуки пятнадцать сантиметров. А вообще я действительно изменилась. У меня теперь классические девяносто-шестьдесят-девяносто. А когда для календаря снималась, было восемьдесят восемь на пятьдесят девять и попа девяносто два — ужас! Но теперь я держу форму. А ты как?

— Я давно не измерял себе ничего, — ответил Снегирев.

— Ха-ха-ха, — рассмеялась бывшая одноклассница. — Леша, почему я тебя любила, да и сейчас люблю — это за то, что ты за словом в карман не лезешь.

— Тебя прежде не интересовало содержимое моих карманов.

— Прежде все были иными, — ответила Милана, уже не улыбаясь, и спросила: — Ты где остановился?

Снегирев пожал плечами.

— Давай я тебе в «Иване Четвертом» номер люкс сниму. Там в номере две комнаты. В спальне большая кровать и ванна-джакузи.

— Бывала там?

— Естественно, — ответила Милана и вздохнула: — Только что мы с тобой как неродные.

— Так у тебя теперь другие родственники.

Шахова отвернулась и взглянула на кладбищенские ворота. После чего снова посмотрела на Снегирева.

— Папа умер три года назад. Поехал на работу, мама села в машину, чтобы он ее подбросил до фабрики. Смотрит, что он присел возле водительской двери. Ну, мало ли, колесо проверяет. А он сидит и сидит. Она звала, звала его. Выскочила, а он уже мертвый: тромб оторвался. Не кричал, не стонал, никого не звал, не жаловался на боль… Просто раз — и умер. С того момента мама со мной видеться не хочет и не разговаривает. Даже когда я ей внука привожу, она со мной молча. Но надолго ей Лешку не доверяю. Локоть все время скандалит: зачем я его в эту нищету отправляю. Мама даже деньги у меня брать отказывается. Подарила внуку свитер с оленями. Сама связала: очень классный получился — в магазине такого не купишь. Главное, что сыну свитер очень понравился. А Локоть взял его и выбросил. «На фига нам этот секонд-хенд» — говорит. А куда выбросил, не сказал. Я все в доме перерыла, но впустую. На помойку отвез, сволочь.

— Сама себе мужа выбирала, — напомнил Алексей.

— Сама? — вскинула ресницы Милана. — А ты знаешь, сколько угроз я выслушала? Он и родителей моих уроет, и тебя тоже, маму твою обещал… Запугал.

— А чего ты мне не сказала? Один раз он у меня прощения просил, кровью захлебывался. Обещал к тебе вообще не подходить. А когда я в училище уехал, ты даже не написала мне, что так, мол, и так… Я про вашу свадьбу узнал от Васи Колобка.

— Я хочу развестись с самого первого дня, как замужем за ним оказалась, — тихо призналась бывшая Шахова, — но не знаю, как это сделать. Знаю, конечно, как, но боюсь. Ведь он, когда ему кто-то противоречит, совсем звереет. Он даже Николая Захаровича послал как-то. Но тот подошел и ка-ак врезал ему кулаком. Костя на пол полетел и потом минуту встать не мог. А Николай Захарович подошел, наклонился и сказал ему: «Ты, сучонок, живешь, пока я тебе это разрешаю. Вякнешь хоть слово — язык отрежу. Сделаешь подлость, живым закопаю». Костик тут же начал просить прощения.

— Это он умеет. Поймают его на какой-то гадости, и он тут же прощения начинает просить, чтобы шкуру свою спасти. Отца родного чего бояться?

— Ты думаешь? — покачала головой Милана. — Так ведь Николай Захарович еще тот человек. Не знаю, как и сказать. Но помнишь… В общем, знаешь ведь, что на том месте, где нашли убитую девушку Кристину Колесникову, потом повесили насильника. Все в городе думают, что это брат ее отомстил. Многие после этого стали с Сашей-баянистом на улице здороваться и кланяться ему при встрече. Но это не он… Это Николай Захарович сделал.

— Ты точно знаешь?

Бывшая Шахова кивнула.

— Я поднялась на второй этаж, хотела