Петр Алексеевич хотел было спросить, откуда он достал стекло, но не стал — догадался, что ответ его не порадует.

Чтобы дневным светом осветить всю квартиру в верхней части дверей делали стеклянные окошки. Несколько таких окошек и стали жертвой писательского эксперимента.

— Нет же, — удивился Николас, — как раз наоборот. Я понял принцип.

Он поднял стекляшку и поднес к лампе.

— Сперва они делают снимок нужного им призрака — мужчины, женщины, ребенка. Потом переносят его на стекло. Так у них получается трафарет.

— Но невозможно же найти похожего человека… А Георгий Александрович утверждал, что на фотографии его супруга… — возмутился Петр Алексеевич.

— Вы же сами видели этот снимок — лицо закрыла вуаль, а узнал он ее по родинке, довольно спорная деталь. Запомните, что очень просто обмануть человека, который хочет верить. Этим и пользовался Мастер.

— Видимо, Георгий Александрович верить перестал, раз его убили, — заключил Савелий.

— Возможно, но я вернусь к фотографии. Затем, когда они приглашали человека и делали снимок, трафарет уже стоял в камере. Так что проявить на бумаге не составляло труда. При этом все это делали в присутствии гостя, чтобы избавить его от всяких сомнений.

— Гениально, — восхитилась Настя, — то есть я хотела сказать, что вы их раскусили гениально, а не то, что они придумали.

Николас улыбнулся. Настя спешно схватилась за кружку и поднесла ее к лицу. Правда, чая там не было, но зато она закрыла красное от смущения лицо.

— Признаюсь, я восхищен их задумкой. И браво тому, кто придумал накладывать изображение, — сказал Николас. — Вот только из-за них меня хотят судить за убийство, так что я вынужден раскрыть их тайну.

— Как же вам это удастся? — спросил Петр Алексеевич.

— Завтра утром я получу трафарет, и останется дело за малым.

Он отхлебнул холодный чай, и, довольный, подумал о том, что солнце село, а приступ не наступил. Если так дальше пойдет, то он раз и навсегда покончит с дурной привычкой.

— Рад слышать, — сказал Петр Алексеевич. — Но когда вы приступите к первой главе? И вы обещали навести порядок в квартире, как закончите.

Глава 20

До восхода солнца оставалось не больше часа. Хотя, возможно, сегодня рассвета и не будет вовсе. Николас взглянул на затянутое серыми тучами небо — явно будет дождь.

Хотя так даже лучше. Тени от деревьев и домов красили город в привычный серый цвет, что так удачно сливался с серым писательским костюмом. Так что до Думской улицы Николас дошел без приключений. Даже не ощутил слежки. Видимо, остроносый и круглолицый сегодня устроили выходной. Писатель улыбнулся. Маленькая победа над одной из загадок Мастера принесла отличное настроение.

Этим утром под напором писателя он наверняка признается во всех своих грехах и выдаст подельников. Возможно, Мастер не планировал убийства, но судьба распорядилась иначе. И теперь ему страшно, ведь сыщики обязательно найдут доказательства вины. Поэтому он без лишних вопросов согласился отдать фотографию.

Ведь у Николаса было преимущество. Он знал их секрет. А значит, имел право потребовать с него трафарет — стекло с негативом.

Время шло, и назначенный час — рассвет — уже давно минул, но Мастер так и не вышел. Он мог запросто обмануть писателя. Такой поступок, скорее всего, был для него нормой. Все его сеансы — один сплошной обман.

С каждой последующей минутой писатель все сильнее сомневался. В конце концов он решил, что зря доверился и прождал все утро. Но уйти ни с чем он не мог. Нужен был трафарет, чтобы доказать собственную невиновность и направить сыщиков по верному следу.

Николас подошел и проверил дверь черного хода. Открыта. Очередное везение? Вчера все получилось. Ну, почти все. Он незаметно проник и так же незаметно покинул ателье. Тем более он знал, в какой комнате стоит камера и проявляют снимки. Там же должен храниться трафарет.

Однако нерешительность росла. Почему вот уже во второй раз дверь не заперта? Возможно, его втягивают во что-то дурное либо приготовили ему ловушку.

За дверью послышались шаги. Николас едва успел спрятаться за ближайшую колонну, выступавшую у правой стены дома, когда из черного хода вышли двое. Выглядывать писатель не стал, сомнительное укрытие едва спасало его, но по голосам легко догадался, кто говорит.

— И главное, об этом никто не должен узнать! — сказал строгий женский голос. Явно говорила Людмила Матвеевна.

— Само собой. Очередное убийство. И хуже всего то, что мы упустили главного подозреваемого, — ответил второй голос — мужской. Звучал он устало.

В нем писатель узнал Лаврентия Павловича.

— Упустили? — возмутилась Людмила Матвеевна.

— Я не стал говорить об этом, но Николас Райт сбежал прошлым утром…

Женщина охнула от удивления.

— Значит, он мог проникнуть и задушить Мастера, — голос ее дрогнул. — Простите, не могла даже представить, что увижу его мертвым.

Новости шокировали писателя. Кто-то убил Мастера и теперь, что весьма логично, главным подозреваемым оказался писатель. Ведь его не было в квартире околоточного надзирателя в ночь убийства. Прекрасно. Николас от досады закусил губу — его план рушился с каждой секундой. Оставалась одна надежда — отыскать трафарет.

— Не переживайте, по его следам идет сыщик Фролов, так что рано или поздно мы изловим убийцу и, поверьте, добьемся справедливости, — с напускной важностью ответил Лаврентий Павлович.

— Но как же быть с камерой? Она стоила больших денег!

— Отыщем, — постарался успокоить ее надзиратель.

— Наверняка ее выкрал писатель. Федор сказал, что он выказал неподдельный интерес к съемке.

— Вполне возможно…

Камера пропала. Вероятно, и все трафареты тоже.

Шансов раскрыть заговор у писателя не осталось. Да и зачем? Теперь, когда его главный подозреваемый скончался. Хотя… Может быть, еще не все потеряно.

— Еще один момент, — сказала Людмила Матвеевна и, видимо, что-то достала и протянула Лавру. — Мастер хотел отдать вам лично.

Как же хотелось Николасу выглянуть и увидеть, что она держит в руках.

— Что это? — обнадежил писателя Лаврентий Павлович.

— Увидите сами, — ответила Людмила Матвеевна, чем разочаровала писателя.

Затем они расстались. Лаврентий Павлович ушел, что-то ворча себе под нос. Строгая дама скрылась за дверью и закрыла ее на засов. Это стало понятно по скрипу металла. Николас для надежности досчитал до ста и вышел из укрытия.

Дела складывались паршиво. Следовало все начать заново либо явиться с повинной к околоточному надзирателю. Тем более что за писателем по пятам следует агент сыскной полиции.

От дурных новостей голова налилась свинцом — верный знак приближающегося приступа. Никогда еще не случалось так, чтобы недуг одолевал писателя