Николас проверил карман пиджака — опиум лежал внутри. Пару часов назад он думал о том, чтобы расстаться с ним навсегда, и даже хотел бросить флакон в Неву, но благо передумал. Так что он даст себе шанс в надежде, что приступ пройдет стороной. А если станет совсем невмоготу, то… Он отбросил эту мысль, пока оставались силы.

— Николай! — Голос вернул писателя из размышлений. Он повертел головой и понял, что не заметил, как дошел до центральной улицы.

Окрикнул его Михаил Юрьевич, который стоял по другую сторону дороги и махал рукой.

— Я здесь! — крикнул он.

Михаил Юрьевич спешно перебежал дорогу. Он не смотрел по сторонам, так что чуть было не угодил под телегу, благо лошадь оказалась умней и вовремя остановилась.

Николас скривил подобие улыбки — видеть этого странного человека ему не хотелось.

— Что же вы стоите с кислым лицом? — спросил Михаил Юрьевич, подойдя ближе.

— Разобрались с призраком? — ответил вопросом на вопрос писатель.

— Почти, — улыбнулся Михаил Юрьевич и хлопнул писателя по плечу. — Взбодритесь, друг мой. Что-то на вас совсем нет лица.

Николас жеста не оценил. Мужчина с рыжей торчащей во все стороны бородой явно пренебрегал нормами этикета. К тому же удивительно встретить его здесь, недалеко от ателье, где убили Мастера.

— Где вы были? — спросил писатель.

Михаил Юрьевич почесал бороду.

— Вы что, решили мне устроить допрос? — Он еще раз хлопнул по плечу. На этот раз сильнее. Затем улыбнулся во весь рот. — Шучу! Вы сами на себя не похожи, Николай!

Писатель молчал. Он так и не получил ответа на свой вопрос. Видимо, Михаил Юрьевич понял это.

— С нашей прошлой встречи я занимался своими делами, но также наведался к нашему общему другу в надежде, что смогу убедить его помочь мне.

— Что же он ответил на вашу просьбу?

— Ничего. — Михаил Юрьевич пожал плечами. — Меня даже не пустили к нему.

— Он мертв, — безразлично сказал Николас.

— Кто?

— Мастер.

— Да вы что?! — удивленно воскликнул Михаил Юрьевич.

Но писатель не поверил ему. Он надеялся на иную реакцию. Все же от Мастера зависела судьба человека, подвластного суевериям. Но он ответил так, словно ему было все равно. Либо узнал об этом гораздо раньше.

— Что же вы собираетесь делать? — Мужчина чесал рыжую бороду и не сводил глаз с писателя.

— Искать убийцу, — резко ответил Николас.

— Удачи вам в этом деле, все же за двойное убийство грозит петля. Хотя я точно знаю, что вы невиновны. — Он еще раз хлопнул писателя, отчего тот закипел. Но чувства все же сдержал.

— Почему вы в этом так уверены?

— Я вижу людей насквозь, — улыбнулся Михаил Юрьевич.

Они пожали руки, и чудаковатый тип зашагал прочь от писателя.

Николас смотрел ему вслед. Внутри горел пожар. И дело не в том, что он вел себя по-хамски. Нет. Дело в тайне, которой окружил себя Михаил Юрьевич.

И, видимо, именно Николасу предстояло открыть ее миру.

Глава 21

На двери фотоателье появилась надпись «Временно закрыто».

От дождя черная краска потекла, а редкие порывы ветра били дощечку об дверь, за которой три человека говорили в общем зале. Их голоса звучали чуть громче шепота, словно они боялись, что их могут услышать.

— Что же нам делать? — спросил Федор, вертя в руках квадратное стеклышко. — Снова переезжать?

— Нет, — ответила Людмила Матвеевна. — Будем ждать, когда Лаврентий Павлович поймает убийцу, а после решим, как поступить.

— Мастер вчера ничего вам не говорил? — спросил Яков.

— Нет. — Людмила Матвеевна злилась. — Вы знаете не больше моего.

Повисло неловкое молчание. Было слышно, как по крыше дома застучали тяжелые капли дождя. Звук эхом разлетался по опустевшему ателье.

— Может, пока продолжим делать снимки без него? — Федор нарушил молчание.

— Я не против, — поддержал его Яков.

— Нет. Сейчас мы должны готовиться к похоронам. Тем более мы обсуждали такой вариант, так что следуйте нашим договоренностям.

— Само собой, — согласился Федор. — Просто не хочется сидеть без дела.

— Поверьте, скучать нам точно не придется. — Людмила Матвеевна встала. — Особенно пока писатель на свободе, — сказала она куда громче, чем говорила до этого.

Ее голос эхом разлетелся по опустевшей квартире и слился с шумом дождя.

Глава 22

Второе убийство за неделю — участок Лаврентия Павловича наверняка лишен звания образцового. Но что удивило надзирателя больше всего, так это то, что его вообще не волновала судьба погибшего. Возможно, ему следовало задать больше вопросов Людмиле Матвеевне. Изучить комнату Мастера. Или рассмотреть тело. Но когда он его увидел, то утратил всякое желание расследовать дело. Мастер явно был задушен — о чем свидетельствовали следы на его шее. К тому же был убит в собственной кровати. Может, ему настолько повезло, что он умер не просыпаясь.

Теперь это значения не имело.

Сеанс, который устроил для него Мастер, навредил внутреннему миру Лаврентия Павловича. Хотя тот надеялся на другое. Вернуть призрака прошлого казалось прекрасной идеей. Он не думал, что, потревожив старую рану, пустит себе кровь, которую теперь невозможно остановить. Так что он сидел с пустыми глазами за своим рабочим столом и слышал указания Фролова, которые летели мимо ушей.

Все его мысли принадлежали фотокарточке, завернутой в черный пергамент. Он бережно спрятал ее между документов в верхней полке стола и ждал, пока сыщик закончит свою тираду.

Наконец Фролов выпалил еще несколько жгучих фраз и покинул квартиру. Но Лаврентий Павлович не шелохнулся. Ему хотелось взглянуть на снимок, но в то же время он боялся того, что может там увидеть.

Разум убеждал в том, что Мастер передал последний снимок с духом Георгия Александровича. Но сердце чувствовало иначе. Сквозь щемящую и ноющую боль оно верило в то, что на бумаге призрачный образ маленькой девочки.

Руки сами открыли дверцу и вытащили стопку пожелтевших, исписанных чернилами бумаг. Среди листов быстро нашелся сверток черного пергамента.

— Решись уже, — приказал себе Лавр и развернул бумагу.

Перед ним лежала пустая карточка. Внизу Мастер начеркал послание:

«Смерть еще не конец пути. Обещанное обязательно случится».

Лаврентий Павлович вздохнул и внимательно взглянул на снимок. Ему казалось, что он улавливает тонкий силуэт. Он встал и подошел со снимком к окну, чтобы при дневном свете его внимательно рассмотреть.

Ничего.

Хотя нет, подожди, в мыслях сказал себе Лаврентий Павлович. И действительно. Постепенно на серо-желтом квадратном фрагменте фотобумаги стал проступать силуэт. Человеческого в нем было мало, больше походило на несколько грязных пятен. Но все равно Лаврентий Павлович узнал в нем