Сосед сел в свой «форд», развернулся и уехал. Алексей вошел внутрь, начал осматривать знакомое пространство, остановился возле дивана. Взглянул на старый, советских времен, гобелен, висевший на стене. На нем охотники с собаками в средневековых камзолах гнали оленя, в боку которого торчала стрела, гончие хватали его за ноги, и было понятно, что уйти оленю вряд ли удастся.

— Тяжело тебе, брат, — негромко сказал оленю Снегирев, — вот и мне так же хреново было.

Глава третья

Вернувшись домой, сразу прошли на кухню. Светлана Петровна выставила на стол бутылку сухого вина, нарезку сыра и пакет с виноградом, после чего открыла дверь холодильника, проверяя, чем еще можно угостить гостью. А та сняла босоножки на высоком каблуке и вытянула ноги.

— Находилась, — вздохнула она, — теперь все ноги гудят.

— Все? — удивилась хозяйка квартиры. — Их у тебя всего две. А вот я сегодня действительно набегалась. Зато сколько дел сделала! — Она достала из холодильника тарелку с нарезанной колбасой, поставила ее на стол, взяла с полки штопор — все это она делала, продолжая говорить. — Деньги на ремонт теперь есть, так что все работы закончатся быстро. Быстрее откроемся — быстрее прибыль нам пойдет.

— Дело ведь не только в прибыли, — вздохнула гостья, — хотя она не помешает, конечно, но для меня важнее сейчас просто отдохнуть душой от всех этих передряг, от измены и предательства.

— Давай-ка сразу начистоту, — перебила Светлана, — чего нам скрывать друг от дружки — ведь мы сестры.

— Двоюродные, — напомнила Лариса.

— А других у тебя все равно нет. Да и у меня тоже. У тебя нет мужа, да и у меня уже давно нет. Но все дело в том, что перед твоим приездом мне позвонила твоя дочка…

— Юлечка? — удивилась столичная гостья. — Откуда она узнала? Я вообще никому не говорила, куда собираюсь. Да и номера твоего она знать не может.

— Значит, узнала как-то. В общем, она меня предупредила о твоем приезде. И сказала, как у вас с Владиславом на самом деле было. Ни про какую аспирантку ничего не говорила, но сообщила, что это у тебя был роман с молодым мужиком, который оказался брачным аферистом и обчистил тебя на все ваши семейные сбережения…

— Не так, — прошептала Лариса Ивановна и возмутилась громко: — Все не так было! Не было у меня никакого романа. Мы просто были знакомыми… то есть не были… Мы случайно познакомились на дне рождения подруги в ресторане. Он пригласил меня на танец… Мы разговорились… Он оказался очень интересным собеседником. Потом мы еще раз встретились как-то случайно… Снова разговорились. Он попросил денег в долг на свой бизнес, потому что у него все счета заблокировали из-за его развода.

— Он попросил, и ты сразу помчалась в банк и десять миллионов со счетов сняла… Случайному знакомому за просто так. Потому что он очень интересный собеседник! Да за такие деньжищи у нас…

— Он брал на пару месяцев всего: обещал вернуть с процентами. Я же не все деньги сняла, а только половину: решила, что это лучше, чем банковская ставка. К тому же хотела помочь человеку.

— Людям не помогают за долю малую. Если что-то и дают, то от чистого сердца, без выгоды для себя.

Светлана Петровна откупорила бутылку и разлила вино по бокалам.

— Не обижайся, — примирительно произнесла она, — я и сама такая же дура. Ну или почти такая.

Они выпили.

— И что мы все, бабы, такие доверчивые…

— В городе есть улица с названием Муромская дорожка? — постаралась увести разговор в сторону Лариса.

— Есть такая, — кивнула ее кузина, — там как раз городской Дом культуры располагается. При нем был женский хор, и все свои концерты он начинал с народной песни «На муромской дорожке стояли три сосны, прощался со мной миленький до будущей весны». Слышала небось?

Лариса покачала головой, и ее сестра продолжила:

— Этот коллектив даже в Москве выступал: в далекие годы стал дипломантом всесоюзного конкурса народных хоров. По областному телевидению их в советском прошлом часто показывали. Даже я это помню. А ты почему интересуешься?

— Просто слышала название. Я же почти три дня здесь. Думаю, гадаю, что за дорожка такая?

— Когда-то, еще в царские временна, это место располагалось за чертой города, и там была усадьба помещика Муромского. По слухам, он заманивал туда девиц, развлекался с ними, а потом то ли убивал, то ли еще что… Но потом это дело ему, видать, надоело и он продал свое имение купцу Лукашкину и сбежал в Париж, где попытался отбить у писателя Тургенева актрису Полину Виардо. Ничего из этого не вышло, потому что у Виардо, помимо русского писателя, был еще и муж — известный банкир. Но за честь актрисы вступился именно Тургенев, который был здоровенным мужиком, и отлупил бывшего помещика тростью. Муромскому ничего не оставалось делать, как отправиться в Америку, но там распространялась «Газет де франс», в которой его стычку с известным писателем уже расписали во всех красках. Пришлось любителю чужих актрис взять паспорт на имя Николаса Мура, прибывшего из Ирландии. У нас в городском краеведческом музее о нем даже небольшая экспозиция имеется. В Америке наш бывший помещик вел разгульный образ жизни, завел множество детей, которых приписывали именно ему… Кстати, фамилия Мур по американской переписи 1990 года входит в десятку самых популярных в Соединенных Штатах. — Светлана замолчала, а потом спросила негромко: — Что вдруг погрустнела? Все не можешь забыть своего интересного собеседника — брачного афериста? Какой же он из себя, раз ты, такая умная и симпатичная, из-за него всего лишилась.

— Между нами ничего не было, — вздохнула ее сестра, — просто я такой дурой оказалась и не стала бороться за свою семью, тем более что у Владислава уже была его аспирантка.

Она произнесла это, глядя в столешницу, в ламинированной поверхности которой отражалась сверкающая потолочная люстра. Потом подняла глаза, чтобы взглянуть на сестру, но та смотрела в сторону, словно все только что сказанное Ларисой ее никак не касалось.

Все было не так. И секса никакого не было… То есть почти никакого… Но Денис был очень настойчив, убедительно говорил о своей любви и так проникновенно смотрел… Лариса видела его глаза, и в них не было фальши… Он так просил, так умолял, что… И деньги она дала, чтобы он не просил больше ничего… Один раз — и все!..