– Тяжелая смена?

Я пристраиваюсь рядом с ним. Багровые и янтарные листья кувыркаются у наших ног.

– Ага.

Он проводит рукой по голове – стрижка «ежик». Каждый волосок тут же возвращается в прежнее положение. Я про себя улыбаюсь, потому что знала, что так и будет.

– Что‑то серьезное?

– Помогал егерю на озере Клейтон. Пришлось принять нарушителей. Троих.

– Троих? Немало.

Когда долг зовет, других вариантов нет. Но мне так хотелось, чтобы именно сегодня ничего не случалось.

– Впрочем, они милые.

Мой мозг со скрипом замирает и разворачивается на сто восемьдесят градусов.

– Милые? Кто? Нарушители?

На щеках Кертиса появляются ямочки.

– Светленькие… Ну, один – светленький с белыми пятнами.

Не знаю, то ли засмеяться, то ли попытаться вразумить его, то ли обнять за то, что он такой, какой есть.

– Шутишь?

– Оставлять их бегать черт знает где был не вариант. А они – золотистые ретриверы… ну, по большей части… я бы сказал.

– Ты снова занимаешься щенками? – Я хлопаю себя ладонями по лицу и качаю головой. – Кертис Энхоу!

– Маленькие, светленькие, все в кудряшках. Самое то для светловолосого мальца примерно… такого роста.

– Ни за что.

– Самое время. Я слышал, кое-кто вот-вот переедет в постоянное жилье.

– Откуда ты узнал?

– У меня свои источники. – Его улыбка под очками становится шире. – А сегодняшние нарушители просили меня передать тебе, что без собаки дом – не дом.

«Дом». Это слово согревает меня до глубины души. Он нужен Чарли… и мне. Джоэл хотел бы, чтобы у нас появился дом, в котором протекала бы наша жизнь. Хорошая жизнь.

– Предлагаю обсудить это за обедом, который ты мне должна. – Кертис напоминает о пари, которое мы заключили, когда все шло кувырком.

– Помнится, мы в том споре были на одной стороне.

С того дня, кажется, прошли годы. Мы проделали большой путь. А еще больший проделала я сама. И теперь едва узнаю женщину, которая приехала в Талиайну на машине с полным багажом воспоминаний, который боялась распаковывать.

– Но пообедать‑то мы можем. – Он выпрямляется, подмигивает мне и добавляет: – За мой счет, рейнджер Борен-Оделл. Если ты не против немного прогуляться, я знаю за углом одно заведение. Его хозяин – мой кузен.

– Ну а кто же еще! – лукаво ухмыляюсь я, отталкиваюсь от машины, и мы вместе выходим из тени на свет.

Газета «Нэшвилл баннер»9 января 1915 года

Однажды департамент благотворительных и исправительных учреждений получил информацию, что трое «детей-эльфов» спали в полом старом дереве и питались подаянием с окрестных ферм. Расследование показало, что эти малыши и в самом деле жили без дома, без друзей, а их волосы пришли в такое состояние, что головы пришлось обрить. Они находились под «защитой» «опекуна», у которого на попечении числился еще пятьдесят один ребенок. Эти трое детей владели ценными землями на территории нефтяных месторождений. Опекун брал огромные суммы за «обучение» и «общую заботу», но даже не знал, где находились дети, полностью «потерял их из виду», и департаменту благотворительных учреждений не без усилий удалось разыскать его.

От автора

Для меня Оклахома с ее реками и ручьями, поросшими пышной зеленью холмами и горами, пещерами и озерами, легендами о викингах и сокровищах, бурной и уникальной историей родной дом. Я выросла в местах, которыми десятилетиями до образования штата владели племена чероки, крик и чокто. Хотя парк «Тропа конокрада» в книге вымышленный, его появление, территория и исторические особенности соответствуют национальной зоне отдыха «Гора Уайндинг-Стейр» – жемчужине юго-востока Оклахомы площадью 26 445 акров, находящейся под управлением Лесной службы США. Там я провела детство.

К 1970‑м годам эти земли представляли собой лоскутное одеяло из участков – и по-прежнему принадлежавших индейцам, и проданных или переданных по наследству за пределы племен. Таково было наследие Закона Дауэса о разделении 1887 года, по которому обширные территории, прежде находившиеся в общей собственности, были нарезаны на наделы для всех представителей племени. Результатом стали дробление индейских земель и потеря миллионов акров. В руках крупных землевладельцев, поселенцев, нефтяных компаний, промышленников, нечестных политиков и искателей наживы оказались неисчислимые запасы угля, нефти, битума и леса. И сама земля.

В своем ироничном комментарии в книге «Комическая история Оклахомы от Фостера» 1923 года, то есть три десятилетия спустя после принятия Закона Дауэса, Ч. Д. Фостер писал: «С самого основания штата… выражение “торговец недвижимостью” в Оклахоме служит синонимом для “грязного дельца”, и этот вид и по сей день далек от вымирания».

Разумеется, в детстве, в Оклахоме 1970‑х, мы ничего об этом не знали.

Я не помню, отмечались ли тогда на значках с номерами шоссе границы земель, принадлежавших прежде индейским племенам. Сейчас они четко обозначены и дополнены дорожными указателями, руководствуясь которыми можно добраться до достопримечательностей и культурных объектов, но в моем детстве частицы индейской культуры были вплетены в повседневную жизнь Оклахомы. Мы тусовались с друзьями-индейцами, ходили с ними на собрания племен, фестивали, индейские родео; махали им, когда они ехали на фестивальных платформах, одетые в традиционные костюмы.

Поскольку жили мы на краю пригорода, свободное время проводили, катаясь на велосипедах и лошадях по казавшимся заброшенными участкам, которые все называли «индейской землей». В нашем понимании это значило, что в результате наследования эти земли являлись общей собственностью десятков родственников и продать их не представлялось возможным. Мы пребывали в полной уверенности, что никто и никогда не выстроит новые жилые комплексы или агропредприятия на месте наших любимых рыбных озер, мотоциклетных дорог и зачарованных лесов. Нам не приходило в голову, что, когда потенциальная прибыль от земли станет наконец достаточно высокой, строительные компании найдут способ прибрать ее к рукам.

Иногда в те золотые годы детства мы отправлялись за город, чтобы навестить чьих‑нибудь бабушку и дедушку, все еще живших на кусочке земли, история которого прослеживалась до первоначального семейного надела по Закону Дауэса. Порой мы забредали в нетронутые места. Лошади в примитивной конюшне, старые сараи и леса возбуждали умы детей, обладавших здоровым воображением. Временами бабушки и дедушки показывали нам фотографии предков, висевшие на стенах, котелки для кипячения белья, служившие теперь садовым украшением, или остатки развалившихся бревенчатых хижин, а потом рассказывали поразительные истории о давно минувших временах. Впрочем, чаще мы болтали о телесериалах, спорте, школьных делах и мальчиках, которые нам нравились.

Каждый год в школе, начиная с третьего класса, мы изучали историю Оклахомы. И узнали, как правительство США насильно выселило тех, кого когда‑то называли «пятью цивилизованными племенами»: чероки, чикасо, криков, чокто и семинолов, из более восточных штатов Джорджия, Флорида,