Эрик поднялся навстречу Норову, обнял его и потерся о него небритой щекой. На нем, единственном, был черный старый костюм, купленный, наверное, лет двадцать назад, не меньше. В эту минуту в салон с кухни вернулся другой брат Жана-Франсуа, приехавший вместе с Норовым. Он нес в руках стакан воды, который молча подал матери. Та поблагодарила кивком головы, отпила и только тогда посмотрела на Норова красными от слез глазами.

— Добрый день, Поль, — одними губами выговорила она. — Спасибо, что приехал.

Реми встал высокий, худой, легкий, ожидая, когда Норов приблизится к нему, чтобы обняться.

— Прошу прощений, но со мной лучше поосторожней, — предупредил Норов, подходя. — Я могу вас заразить.

Реми не расслышал, или не понял, должно быть, он был слишком погружен в себя.

— Да, да, — пробормотал он, обнимая Норова. — Благодарю, Поль.

Норов повернулся к Лиз, положил руки ей на плечи и коснулся через маску губами ее волос. Этот простой жест сочувствия будто надломил невидимый стержень, державший ее изнутри; она судорожно вздрогнула и посмотрела на него снизу вверх, с жалким обиженным недоумением, как незаслуженно наказанная собака.

— Это очень больно, месье Поль, — пожаловалась она.

— Я понимаю, — неловко пробормотал Норов, не зная, что сказать. — Он был моим другом…

Услышав его слова, Шанталь подняла на него глубокие, страдальческие черные глаза.

— Он был моим сыном, — произнесла она трагически.

И вновь Норова посетило ощущение, что в этом есть нечто театральное.

***

Сидеть дома Верочке было скучно, она возобновила общение с Ольгой Осинкиной и Людмилой Петровой, прерванное родами и кормлением. Однако обнаружилось, что пока они не виделись, те успели сделаться чрезвычайно деловыми женщинами, так что времени на Верочку у них теперь почти не было.

Ольга возглавляла культурный фонд — общественную организацию, занимавшуюся просветительской и благотворительной деятельностью. Будь ее воля, она бы, конечно, выбрала что-то другое, более практическое и прибыльное, но Осинкин был против того, чтобы его жена занималась коммерческой деятельностью; он не желал упреков в коррупции. Ольга устраивала выставки местных художников и фотографов, приглашала из Москвы и Петербурга известных деятелей культуры для выступлений перед саратовской интеллигенцией; организовывала ярмарки художественных народных промыслов. Деньги на эти мероприятия давали саратовские бизнесмены, надеявшиеся таким образом обратить на себя внимание ее мужа. Все это казалось Верочке ужасно интересным, она даже вызвалась помогать Ольге.

Петров, в отличие от Осинкина, общественного мнения не боялся, и деятельность его жены носила более приземленный характер. Она и прежде принимала активное участие в семейном бизнесе, так что имела полезный опыт. Начав работать в мэрии, Петров создал две новые строительные фирмы на имя дальних родственников. Фирмы занялись возведением недорогого жилья, Петров заботился о том, чтобы им доставались хорошие участки. В лидеры рынка Петров их благоразумно не выводил, чтобы не ссориться со «Стройградом», но заметное место в этой сфере его компании быстро заняли. Фактически управляла обеими его жена, числившаяся в одной из них директором по развитию.

Норов как-то поинтересовался у Осинкина, что тот думает по этому поводу. Тот защищал Петрова, ссылаясь на то, что жена мэра Москвы является главным застройщиком столицы, самой богатой женщиной в России, и Кремль к этому относится терпимо. Компании Петрова работают ничуть не хуже других, даже лучше; что они к тому же финансируют целый ряд мероприятий городской администрации и что, в конце концов, никакого нарушения закона не происходит. Осинкину и самому уже строили большой красивый трехэтажный дом с колоннами на берегу Волги, и руководила этой стройкой Людмила Петрова. Норов временами замечал на столе мэра каталоги с итальянской мебелью. Такого же класса мебель была в домах многих чиновников, в том числе, и у самого Норова.

Другие заместители, по примеру Петрова, тоже начали открывать фирмы на своих жен и родственников, раздавая им муниципальные подряды. Сначала это делалось осторожно, с оглядкой, потом открыто, без всякой опаски. Глядя на семейные подряды, расцветавшие вокруг саратовской мэрии, слушая хвастливые рассказы чужих жен об их успехах, Верочка тоже загорелась желанием заняться бизнесом. Однако заявить прямо, что она намерена из домохозяек переквалифицироваться в «бизнес-вумен», она не решалась и употребляла деликатную формулу — «я хотела бы быть полезной». На вопросы Норова о том, в какой именно сфере она способна приносить пользу, Верочка скромно отвечала, что оставляет это целиком на его усмотрение. Он поначалу отмахивался, но Верочка была упорной и в покое его не оставляла.

Норов пытался объяснить ей, что коммерческая деятельность требует особых качеств: жесткости, цепкости, беспринципности, — которыми она, по счастью, не обладает. Что ей совсем не к лицу превращаться из доброй красивой интеллигентной женщины в торгашку, барыгу. Что он, в конце концов, надеялся найти в ее лице любящую жену и заботливую мать своим детям, а отнюдь не делового партнера, которых у него и без нее хватает, — Верочка не внимала его доводам. Она расстраивалась и плакала. Ей хотелось «быть полезной».

После череды ссор, за которыми почти всегда следовали его измены и новые ссоры, Норов сдался. Знакомый бизнесмен искал покупателя на две музыкальные радиостанции. Радиостанции были небольшими, не очень популярными и убыточными. Владелец этого не скрывал и цену просил весьма умеренную: 200 тысяч долларов за обе. Норов посоветовался со своими директорами. Те полагали, что при определенных усилиях радиостанции можно будет вывести в ноль или, по крайней мере, значительно сократить убыток. И Норов, поторговавшись для приличия, взял обе за полторы сотни.

Он оформил их на Верочку, и та была в восторге. Она опять называла его «любимейшим» и целый месяц их ночи вновь были страстными, почти как раньше, такими, что Норов ни разу за этот период не сворачивал налево.

Обе радиостанция ретранслировали федеральные каналы; собственного вещания у них практически не было, но небольшой штат у каждой имелся: пара ди-джеев, технические сотрудники и рекламные агенты. В здании, где размещались его собственные фирмы, Норов отвел Верочке несколько комнат. С помощью дизайнера она устроила там уютный директорский кабинет с секретарской приемной, помещение для совещаний и небольшой офис для рекламных агентов. Ее мечта сбылась. Теперь она стала директором