Стаев бросил взгляд на Шайгина. Оказалось, тот уже полусидел в кровати с открытыми глазами. Лицо его, хорошо видное в свете уличного фонаря, было странным. Такое бывает у учителя, когда ученик не просто излагает материал не по теме, но вообще несет какую-то несусветную дичь, которая не имеет совершенно никакого отношения не только к изучаемому предмету, но и вообще ни к чему не имеет отношение. Как если бы нерадивый школяр начал бы сообщать, например, биографию несуществующего писателя, приводить нелепые доказательства теоремы Пифагора вопреки общепринятым, рассказывать об устройстве собственноручно изобретенного вечного двигателя или что-то еще в этом роде.

И как только Стаев увидел это лицо, капитану сразу стало неловко. Он понял, что снова дал маху, грубо говоря, опять облажался на ровном месте. Имея на руках все факты, он все же не смог составить из них правдивую картину, а лишь по-своему вольно интерпретировал события, и эта интерпретация оказалась неправильной. Увы, дорогой друг, хоть вы в совершенстве освоили мой дедуктивный метод, ваши выводы в большинстве ошибочны.

В подтверждение догадки капитана Шайгин вдруг рассмеялся. Не зловещий, не издевательский был этот смех, а скорее снисходительный и грустный. Такой смех услышишь от родителя, чей малолетний ребенок сказанул какую-то глупость по незнанию и наивности. Отсмеявшись, вожатый заговорил.

– Вы во многом правы. Но только отчасти. Да, я продолжил дело отца. Инструменты у нас были одни и те же – флейта и книга, а вот способы приложения разные. Как и цели. Мой папаша преследовал эгоистичные интересы: желал прославиться, стать богатым, самым-пресамым в своем роде. Я же хотел совсем другого… Вы ведь читали мою биографию?

– Читал, – ухмыльнулся Стаев. – Как ты выразился, твоя цель – воспитание нового человека. Да?

– Именно! – серьезно сказал Шайгин. – А в конечном итоге – исправление общества. Исцеление мира. Создание нового.

– Скромно, – усмехнулся Стаев, но Шайгин как будто не заметил его иронии и продолжал:

– Как вы поняли, собравшиеся в десятом отряде дети были не совсем обычными. И в том, конечно же, моя заслуга. Я вел у них уроки в школе, занимался с каждым индивидуально и воспитывал по мере возможности. Но главное я зажег в них – как бы пафосно это ни звучало – искру божью. Помог каждому раскрыться, найти свой талант и реализовать его. И моя методика оказалась действенной. За три года интеллект моих подопечных достиг невероятных показателей. Вы же читали их личные дела? Да, это были еще те детки… За три года они проделали путь, который обычный человек не осилит и за всю жизнь. Порой они задавали учителям такие вопросы, на которые те с трудом могли ответить. А потом настал момент, когда дети перестали спрашивать. И это настораживало. Они просто поняли, что взрослые им больше ничем помочь не смогут. Некоторые превратились в таких маленьких взрослых – спокойные, рассудительные, серьезные, целеустремленные. Каждый был развит не по годам. Каждый мог бы поступить в институт уже в седьмом классе. Только они старательно скрывали глубину своих знаний, чтобы не выделяться. Специально скатывались на четверки, заваливали олимпиады и отказывались от смотров. Мне кажется, порой они просто прикидывались двенадцатилетними, а на самом деле были куда старше своего биологического возраста.

А музыка… Да, она сыграла свою роль. Для начала я включил ее в учебный процесс просто так, для общего развития. Потом организовал музыкальный кружок, где исполнял классические произведения. Но как-то раз – не знаю даже, как мне это в голову взбрело, – я случайно сыграл им сонату из древней книги. Вернее, ее часть. И… ничего не произошло. От детей не было никакой реакции. Потом еще и еще. Как ни странно, детям понравилась музыка, хоть они никак не выражали свой восторг в открытую. Однако впоследствии часто просили меня сыграть еще. И я играл. Только каждый раз по-разному. Я импровизировал, добавлял куски, а часто вовсе трансформировал произведение полностью. И в какой-то момент, как я заметил, дети уже не могли обходиться без моей музыки. Она стала для них настоящим наркотиком.

Шайгин выдержал театральную паузу, вдохнул и снова заговорил.

– Несомненно, эта музыка воздействовала на детей. На всех по-разному и в разной мере, но эффект от нее был. Какой? Не могу сказать точно. Возможно, она просто вводила детей в нужное состояние, возможно, даже активировала возможности мозга. Благодаря ей дети получили импульс, сделали новый рывок в развитии и в интеллектуальном, и в эмоциональном, и в духовном, и в моральном, и в прочих планах. Я понятия не имел, к чему это может привести. Я видел, как мои воспитанники меняются. И вот наступило лето 2003 года.

Я не собирал детей в лагере специально, как вы, вероятно, подумали. Ничего не планировал поначалу. Они сами собрались. Честно. Для чего? У них было что-то на уме. Они ничего не говорили мне, но я догадывался. И неслучайно они оказались именно в таком составе в десятом отряде, где я был вожатым.

Насчет Альбины… У нас были сложные отношения. Она была предана мне до глубины души. Не знаю, для чего она совершила этот поступок. Она действительно не хотела, чтобы я играл детям свою странную музыку. Она, видимо, что-то предчувствовала. Знала больше, чем я. Видела со стороны что-то такое, что было скрыто от моих глаз. А потом наступил тот роковой день…

Зачем я устроил экскурсию? Для чего показывал несовершеннолетним детям мертвую голую женщину, свою бывшую подругу? Вы знаете, тогда я бы не смог объяснить мотивы своего поступка. Мне сложно это сделать и сейчас, но я попробую. Важно, чтобы вы понимали одну вещь: именно этот случай стал точкой невозвращения. После него ничего исправить было нельзя. И прошу заметить: это была не просто экскурсия. Не просто демонстрация телесной наготы. Это был… ритуал. И важный этап в жизни детей. Предпоследний, переломный момент на пути их становления.

Все вышло спонтанно. Начнем с того, что дети сами спросили, можно ли им посмотреть на Альбину. И конечно, меня эта просьба поначалу озадачила. Но как только я встал на место детей, увидел все их глазами, что-то щелкнуло у меня в голове. Вы в корне неправильно рисуете себе атмосферу этого мероприятия. В нем не было ничего непристойного! Более целомудренную картину сложно было себе представить.

Мертвая Альбина представляла собой настоящее произведение искусства. Она была так красива в тот момент, будто античная статуя, изваянная по всем канонам красоты. И мне вдруг пришла мысль: что, если Альбина специально