– Слушаю!

Молчание.

– Антон, это ты?

– Шайгин очнулся, – сказал женский голос.

– Кто это?

Трубка молчала. Следователь усмехнулся, отодвинул телефон, а потом наподдал тумбочку ногой. Тумбочка опрокинулась. Телефон зазвенел и покатился по полу, трубка отлетела в сторону, тяня за собой витой провод. Пнув аппарат еще раз, Стаев накинул куртку и рванул в психиатрическую лечебницу, прихватив флейту.

Он поймал такси и через двадцать минут был у «Индустриального техникума». Снова забор из бетонных плит. Турникет. Песочно-желтые здания. Кусты карагача и рядом с ними корпус со стеклянным тамбуром. Чернобородый заведующий улыбнулся капитану слишком радушно. Стаев с порога потребовал встречи с вожатым, приводил причины, показывал флейту в качестве аргумента. Его запустили внутрь. Снова коридор. Палаты без дверей и люди в полосатых пижамах. Но почему на нем вдруг тоже оказалась полосатая пижама?

«Это ничего, – думал Стаев. – Главное, что флейта при мне. Поскорее бы увидеть Шайгина…»

Ему выделили койку, показали, где находится туалет и столовая. В палате, это было большое квадратное помещение без дверей, имелось двенадцать кроватей. На шести размещались пациенты. В том числе и лысый высокий молодой человек, которого Стаев видел ранее. Впрочем, капитан не общался со своими «сокамерниками», а больше думал, как бы ему снова попасть к вожатому. Флейту он прятал под матрасом. Впрочем, на нее никто не покушался.

В лечебнице жилось хорошо. Кормили только не очень и гулять выводили редко. Каждый день его водили к лечащему врачу. Два медика подолгу беседовали с ним, просили нарисовать дом, дерево, человека, лес, пруд, дорогу, себя, какое-то животное. Стаев выполнял их просьбы, но без особой охоты.

С Шайгиным долго не удавалось увидеться. Капитан каждый день подходил к двери в конце коридора, дергал за ручку, но тщетно. Но однажды ему повезло: медсестра забыла ключ в замке. Стаев прикарманил его и, дождавшись темноты, пробрался в заветную комнату, взяв с собой флейту.

Он открыл дверь, вошел и тотчас увидел Антона Шайгина – здорового, молодого и веселого, с пионерским галстуком на шее. Вожатый сидел на кровати и как будто ждал прихода Стаева.

Привет!

Все-таки очнулся. Ну, тогда вот тебе. На, сыграй.

Он протянул музыканту флейту.

Ну нет. Я теперь не у дел…

А что ж так?

Обстановка не та.

Ты другой не заслужил.

Возможно. Но все еще будет. И не раз. Но потом.

Куда ты детей увел, лишенец?

Больше ничего не хочешь узнать?

У меня много вопросов. Ответь хотя бы на этот.

С удовольствием. Но есть условие: ты узнаешь все, но обратно не вернешься. Либо выходишь из этого заведения, но тогда перестань спрашивать.

Любопытство терзало похуже любой пытки. Стаев уже был готов согласиться, но сдержался. Нет, он не был готов заплатить такую цену. Впрочем, следователь и вожатый плодотворно провели встречу, и между ними состоялся наконец разговор.

* * *

Отзывы родителей:

Дмитрий Ведерников («зэк»): «Эх, если б ты знал, начальник, всю подноготную! Это ж был не пацан, а черт настоящий. Я его на дух не переносил. Да хоть бы и сынок родной, и чего? Он еще в детсаду идиотил напропалую, шут гороховый, а как в школу пошел, так хоть вешайся.

Не мог он спокойно сидеть. То стишки какие-то рассказывал наизусть, то поделки мастерил бесячьи, то картинки малевал, то кривлялся перед зеркалом. Упрямый, как баран, стал. Все по-своему делал, назло бате и матери. Родоков своих ни в грош не ставил. Уйдет куда-нибудь на весь день и ничего не скажет. А после того, что они в школе отчебучили… Не знаю, что за бодяга вышла, но я на него положил. Он был сам по себе, а мы отдельно. И слава богу, что смотался. Мне так не жалко ни капли…»

Алла Юркина: «Тварь она была конченая, моя дочурка. По правде говоря, я ваще хотела ее одно время в детский дом сдать. Даже документы стала собирать. Мороки, правда, с этим выше крыши. А тут само все удачно разрулилось. Вы не подумайте, она сначала нормальная была, а потом, лет в десять, началось… Принялась она учить меня жить, козявка. И это не так, и то не эдак. Все на свете знала. Книжек умных начиталась и решила, что умнее всех стала. А потом с ней припадок какой-то случился. Я думала, откинет копыта, да только нет – выкарабкалась. И еще хуже стала. Все говорила и говорила о чем-то. Я ее даже не понимала. Мне было страшно рядом с ней находиться. По-моему, она с ума сошла. А на кой мне больная дочурка?»

Константин Теплых («профессор»): «Вы не подумайте ничего такого… Лично я Антона считаю героем и выдающейся личностью. К тому же он хороший педагог, но в целом он, что называется, перебарщивал. Да, дочь моя стала учиться весьма даже хорошо. Усердно занималась, стала послушной. Только сделалась чересчур правильной. Перестала играть в куклы, почти не гуляла, даже телевизор не смотрела. В общем, никаких развлечений. А она всего лишь ребенок! От нее даже сестры отвернулись двоюродные, хотя раньше она с ними с удовольствием играла. К тому же и мы с женой контакт с дочерью потеряли. Она стала какой-то отчужденной. И с каждым месяцем все было только хуже. И все же мы верим, что она вернется! Несмотря ни на что…»

Глава 11

Шайгин и Стаев

1

– Вот мы и встретились, вожатый. Финальная схватка злодея и героя. Только кто из нас кто? Но ты молчишь. Нет настроения беседовать? Ладно, можешь ничего не говорить. Я и так все знаю. Почти все. И хотя теперь слова мои не имеют никакого веса, я все же произнесу финальную речь. Хотя бы для очистки совести.

Итак, в ходе следственно-оперативных мероприятий удалось выяснить следующее… Все началось давно. Какой-то индивид – назовем его Музыкантом – в XIII веке создал книгу, где помимо прочего записал и ноты некоего музыкального произведения. Книга переходила от поколения к поколению, и каждый наверняка пытался сыграть это сочинение. Только почти семьсот лет спустя твой отец Герман Штольц расшифровал ноты гениального композитора и сыграл симфонию на концерте в оперном театре. Это было в марте 1977 года.

Эта музыка произвела на слушателей некий необычный эффект. Мамаша твоя говорила, что в фойе после концерта творилось что-то невообразимое. С детьми случился то ли психический припадок, да и на самого исполнителя она подействовала не лучшим образом. А дальше…