Ее взгляд снова вернулся к деревне. Один из жнецов вышвырнул из дома мужчину, который рухнул в пыль. Его руки были связаны, но он продолжал выкрикивать что-то, его слова тонули в криках других.

«Это должно быть сделано», – сказала она себе снова, но тень сомнения все еще тлела в её сердце, словно уголек, который она боялась задуть, боялась признать.

Жнецы двигались в молчании, их шаги были точными и выверенными, как у тех, кто привык иметь дело со смертью. На каждом из них были парадные маски – острые, угловатые, похожие на вырезанные из тёмного камня. Эти маски делали их нечеловеческими, отрешёнными, словно само их присутствие приносило холод в любое место.

Тело убитого жреца несли осторожно, но без излишней трепетности, будто он был не человеком, а сломанной реликвией. Его фигура казалась меньше, чем она могла быть при жизни, обмякшая, беспомощная. Даже на расстоянии Сиварт видела, что его одежда была разодрана, а тело покрыто длинными тёмными полосами крови, которые текли, как реки, через пустынный ландшафт кожи.

Кровь еще капала с его запястий, оставляя за собой дорожку алых пятен, что становились всё более яркими на серо-коричневой земле. Сиварт уловила, как ее глаза задержались на его руках – запястья были обмотаны грязными лентами ткани, словно их пытались сжать, скрывая следы от пут или ран.

Запах, доносящийся до холма, был резким, влажным, с примесью чего-то металлического, и он наполнял ее легкие, отзываясь тяжестью в груди. Даже ветер, несущий его, казался тяжёлым, словно сам воздух стал гуще, насыщеннее смертью. Сиварт наблюдала, как жнецы опускают тело на землю перед группой жрецов, которые уже стояли на улице. Они замерли, как статуи, с масками, скрывающими их эмоции. Один из жнецов, самый высокий, склонился, сняв маску с лица убитого.

Маска, сделанная из черепа волка, лежала теперь рядом, обнажая лицо жреца. Даже отсюда Сиварт могла видеть, как его глаза – открытые, остекленевшие – смотрели в пустоту, а рот был приоткрыт, будто он пытался что-то сказать даже в смерти.

Ее сердце сжалось, но не от ужаса. Она смотрела на эту сцену с непоколебимым выражением, ее лицо оставалось спокойным, но внутри билось странное ощущение: смесь вины, решимости и непонятного уважения к этой смерти.

Хальдор подошел ближе, его фигура возникла рядом с ней, как тень.

– Смерть может быть служением, – произнес он, не глядя на нее.

Сиварт ничего не ответила. Ее взгляд был прикован к телу, которое больше не было символом силы и власти, а стало простой оболочкой, пустой, как старое дерево, которое больше не даст плодов.

***Жрецы выстроились полукругом на широкой площади перед алтарем, чёрные ткани их одеяний трепетали на ветру, словно живые тени. В центре стоял старейший из них – Торквальд, человек, чей голос всегда звучал, как раскаты грома. Его маска, сделанная из гладкого камня, была украшена рельефами, напоминающими древние руны, которые светились тусклым, неземным светом.

Сиварт стояла позади них, с лицом, закрытым маской из вороньих перьев. Ее руки были сцеплены за спиной, но пальцы слегка подрагивали. Она чувствовала взгляд толпы, собравшейся, чтобы заслушать объяснения, каждый человек был напряжен, словно натянутая струна, готовая оборваться.

Торквальд поднял руку, и шум в толпе мгновенно стих. Его голос, низкий и уверенный, разнесся над площадью, как холодный ветер.

– Сегодня перед вами лежит истина, которую не могут скрыть даже самые темные тени.

Он указал на тело жреца, завернутое в ткань, лежащее в самом центре площади. Толпа инстинктивно отступила, словно смерть, явленная перед ними, могла коснуться их.

– Этот жрец был убит руками тех, кто осмелился отвергнуть богов, – продолжил Торквальд, его голос стал резче. – Заговорщики. Те, кто сеял сомнения, кто скрывался в тени, замышляя кровавый переворот. Их цель была проста – разрушить порядок, уничтожить святость этого места и утопить деревню в хаосе.

Мурашки пробежали по коже Сиварт. Она смотрела на толпу, ее взгляд был сосредоточен, но внутри все кипело. Впереди, чуть ближе к краю толпы, она заметила родителей. Их лица были бледными, глаза широко раскрыты, они смотрели на происходящее, как будто не могли поверить в реальность увиденного.

– Но боги не оставляют нас, – продолжал Торквальд, его рука поднялась, указывая в сторону Сиварт. – Они дали нам дар – ту, кто увидела правду, кто раскрыл эти гнусные замыслы.

Сиварт шагнула вперед по его знаку. Толпа зашевелилась, шепот пробежал между людьми, как первый порыв ветра перед бурей. Она чувствовала десятки взглядов, которые прожигали ее маску, стремясь заглянуть под нее, в самую ее душу.

– Это Сиварт, – продолжил Торквальд, его голос звучал с нарастающей силой. – Та, кто рискнула всем, чтобы защитить вас. Она предана богам так, как этого требует их воля.

Сиварт остановилась рядом с ним, ее маска блестела в свете дня, а перья слегка дрожали на ветру. Она увидела, как ее мать тихо охнула, а отец прижал руки к груди, словно пытаясь унять боль. Они узнали ее. В этом не было сомнений.

Мать смотрела на нее, как на чужую, в ее глазах читались растерянность и шок. Отец выглядел иначе: в его взгляде было что-то, что Сиварт не могла сразу расшифровать – смесь гордости и страха.

Торквальд сделал шаг вперед, возвышаясь над толпой.

– Мы избавимся от тех, кто нарушает волю богов. Каждый, кто осмелится отвергнуть их свет, будет найден и принесен к их ногам. Этот день станет началом новой эры для нашей деревни. Если вы знаете, что среди вас остались носители скверны – ваш долг рассказать о них нам, чтобы принести мир и свет в каждый дом.

Толпа замерла. Никто не проронил ни слова, но их лица отражали множество эмоций: страх, тревогу, надежду.

Сиварт стояла молча, ощущая, как внутри нее перекатываются волны. Она чувствовала, как ее вера становится еще сильнее. Боги были реальны, реальнее всего, что окружало ее. Но взгляд матери, полный боли, все же оставался тенью в её сознании.

***Деревня простиралась перед Сиварт, но она была не такой, какой ее знали ее глаза. Дома, стоявшие ровными линиями, теперь накренились, словно подточенные временем зубы старика. Их стены дрожали, будто удерживали дыхание перед чем-то неизбежным. Воздух был густым, плотным, пропитанным запахом горящей древесины и сырой земли.

Не было звуков голосов, не было людских шагов. Только ветер стонал среди перекошенных крыш, словно пытался предупредить, умолял прислушаться. Вдали, на горизонте, что-то шевелилось. Это были не люди. Тени жрецов, высоких