означает, что он также знал и Элеонору Оливер.
Давайте предположим, что этот человек прибыл сюда обезумевшим от горя и ища мести. И предположим также, что находился в театре, в соседней ложе (как все, собственно, и было на самом деле), когда зазвучал хор цыган. Возможно, швейцар упомянул случайно, что соседнюю ложу занимают Оливеры, или кто-то, указав на молодую женщину, сказал, что это мисс Оливер. Как бы там ни было, он увидел Элеонору сквозь перегородку и принял ее за ту женщину, которая его бросила. Решетчатая конструкция перегородки позволила сделать его черное дело, а благодаря громкой музыке и грохоту молотов никто ничего не заметил и не услышал. Вот, в принципе, и все. Мы не знаем, да нам и незачем знать, как он пронес с собой стилет, – добавил Мыслящая Машина.
Когда ученый замолчал, в комнате на несколько минут установилась тишина.
Детектив жевал усы, вероятно пытаясь представить в новом свете ту трагедию, что разыгралась в оперной ложе.
– Но угрозы, которые слышала миссис Оливер? – спросил он наконец.
– А как Найт сам объяснил их?
– Ну, по его словам, девушка плохо себя чувствовала и хотела уйти домой, а он уговаривал ее не делать этого. Если верить ему, он сказал, что она не должна уходить, поскольку в этом случае он выкинет какой-нибудь фокус. Глупое объяснение, на мой взгляд.
– А по-моему, абсолютно правильное, – возразил Мыслящая Машина. – Люди вашей профессии не верят в простые вещи. Если бы вы серьезнее относились к словам обвиняемых, у вас, пожалуй, было бы меньше проблем.
Я обещал мистеру Найту, что он выйдет на свободу до полуночи, – добавил ученый после короткой паузы. – Сейчас десять. Предлагаю вам посетить «Теутоник» и встретиться с графом Тонтино, который вряд ли будет что-то отрицать.
* * *
Детектив Мэллори и Хэтч обнаружили графа в его номере. Он лежал лицом вниз поперек кровати, с пулевым отверстием в виске. В своей прощальной записке Тонтино признался, что совершил роковую ошибку, которая привела к смерти Элеоноры Оливер.
За три минуты до полуночи Сильвестр Найт покинул свою камеру свободным, хотя и глубоко несчастным человеком.
Пропавшее ожерелье
Мистер Брэдли Каннингхэм Лейтон считался человеком умным. Даже самые ярые его противники признавали это. А в Скотланд-Ярде, например, не только придерживались такого мнения, но и настаивали на нем. Причем очень решительно, поскольку, по словам Герберта Конвея, старшего инспектора Скотланд-Ярда, он был настолько ловок, что мог «превратить воду в песок у вас на глазах». Знал ли мистер Лейтон о столь льстивом отзыве о себе, неизвестно. Вполне возможно, что знал, хотя никогда не упоминал о нем. Он был воспитанным джентльменом и знал многое такое, о чем предпочитал помалкивать.
Внешне мистер Лейтон был похож на отъявленного злодея из какой-нибудь мелодрамы, а его неоспоримая слава гения преступного мира основывалась в Скотланд-Ярде главным образом на интеллектуальном превосходстве над представителями мелкой шпаны, мнящими себя воротилами криминального бизнеса. Они, как правило, рано или поздно попадали в руки полицейских. Что же касается Мистера Лейтона, то его ни разу не схватили за руку. Возможно, именно поэтому в Скотланд-Ярде были готовы защищать свою точку зрения на его счет.
Мистера Лейтона принимали повсюду. Во всех местах, где мелькали представители высших слоев общества, обязательно появлялся и он. Его фамилия присутствовала в списках гостей мероприятий, устраиваемых всеми известными матронами. И этот джентльмен пользовался успехом на любом подобном сборище. Скотланд-Ярд знал об этом. А то, что на всех торжествах, где присутствовал мистер Лейтон, «пропадали» и «терялись» ценные бриллианты, можно было принять за простое совпадение. Именно так это и расценивали представители закона.
Хотя, возможно, многие в Скотланд-Ярде в глубине души уважали его как организатора и, вероятно, главного исполнителя серий загадочных краж драгоценностей, помимо регулярности, отличавшихся особой ловкостью и изяществом и причинявших немало хлопот полиции Лондона.
У Конвея имелись кое-какие собственные мысли относительно мистера Лейтона, которого он порой превозносил настолько, что это удивило бы самого мошенника. И именно Конвей в нескольких коротких замечаниях выразил общее мнение Скотланд-Ярда о Лейтоне точнее, чем все ранее сказанное о нем.
– Лейтон самый умный в мире преступник! – заявил старший инспектор чуть ли не с восторгом. – Я знаю, что он заполучил драгоценности миссис Хемингуэй, браслет мисс Челтенхэм и деньги мисс Кэз. Мне это абсолютно точно известно. Но какой толк от этого знания? Я не могу даже пальцем прикоснуться к нему, поскольку он абсолютно безупречен. Порой мне кажется, что Лейтон уже у меня в руках, а потом он словно проскальзывает сквозь пальцы.
* * *
Так все обстояло до кражи ожерелья леди Варрон. Когда же о столь знаменательном эпизоде узнали в Скотланд-Ярде, восхищение, которое Конвей испытывал к Лейтону, многократно возросло. Инспектор знал, буквально чувствовал сердцем, что именно Лейтон приложил руку к этой пропаже. А потому, покусывая свои жалкие усики, энергично взялся за дело, хотя в глубине души чувствовал, что, как и прежде, окажется в тупике.
То, насколько просто все было проделано, роднило данный случай с другими, где подозревали участие Лейтона.
Леди Варрон устроила прием для американского посла в своем лондонском доме. Она собрала у себя весьма именитую компанию. Там были представители Англии, Франции и России, включая нескольких первых красавиц Старого Света, а также дюжина американских герцогинь, избранные представители Американской колонии и, конечно же, мистер Лейтон. Пожалуй, стоит повторить, что его принимали повсюду.
Леди Варрон по этому случаю надела свое знаменитое ожерелье. Его стоимость, по слухам, составляла сорок тысяч фунтов. Танцуя с американским послом, она поскользнулась на гладком полу и упала, увлекая за собой своего партнера. Это был неприятный эпизод, и мистер Лейтон, случайно оказавшийся рядом, устремился на помощь. Когда он поднял леди Варрон на ноги, возле них уже собралась небольшая толпа.
– Ничего страшного, – уверила она Лейтона, смущенно улыбаясь. – Всего лишь неловкость с моей стороны, вот и все.
Мистер Лейтон обернулся, чтобы помочь послу, но обнаружил его уже стоящим и тяжело переводящим дух. Тогда он снова взглянул на леди Варрон.
– Вы обронили свое ожерелье, – заметил Лейтон вежливо.
– Мое ожерелье? – спросила она, проводя белой рукой по обнаженной шее. Ее лицо слегка побледнело, когда она увидела, как мистер Лейтон и другие из стоявшей рядом группы принялись осматривать пол в поисках драгоценной вещицы. Но они ничего не обнаружили. Тогда леди Варрон решила проверить свой наряд.
– Оно, скорее всего, завалилось куда-нибудь, – пробормотала она.
– А вы уверены, что оно было на вас? – осторожно спросил один из гостей.
– О да! – ответила она уверенно. – Но, возможно, я уронила его