– Тот же самый врач, с которым я беседовала, когда приехала, – ответила Джесс, – сказал, что вам крупно повезло. Еще один удар мог бы окончиться куда хуже.

– Как у Пьетранджело? Да, понимаю. – Пальцы у Джерваса скрючились, как будто он хотел сделать еще какой-то жест, но передумал. – Мне в самом деле очень жаль беднягу. А знаете, я познакомился с его подружкой.

– С Сарой Грешем? Где? Когда? – изумилась Джесс. – Вчера?

– Нет, не вчера. – Джервас попробовал покачать головой, но нахмурился и отказался от своего намерения. – Все время забываю, что нельзя вертеть головой… Я осматривал дом пару дней назад, а она приехала, чтобы положить цветы на то место, где нашли его тело. Цветы до сих пор там. Я видел их вчера, хотя они уже завяли. Ей надо было поставить их хоть в банку с водой… Бедняжка. Мне стало ее так жалко, и я почувствовал себя виноватым, потому что, судя по всему, его убили вместо меня. И почему я в свое время не согласился продать ему «Ключ»?

Речь Джерваса казалась немного бессвязной, но Джесс не сдавалась:

– Вы знали, что Пьетранджело хотел купить ваш дом?

Джервас отмахнулся:

– Не он конкретно, нет. Реджи просто написал, что кто-то наводил справки о «Ключе». Я в ответ попросил передать, что дом не продается. Я в самом деле не знал, что сказать Саре. Пока мы с ней разговаривали, я не переставал чувствовать себя кругом виноватым перед ней. Мне надо было продать дом или передать Реджи, чтобы тот отвечал всем, кто заинтересуется, что я охотно его продам. Может быть, надо было продать «Ключ» еще раньше – его одно время хотела купить Селина. Или вообще подарить ей проклятый дом с участком. Тогда тот бедняга не стал бы рыскать там ночью. Бедная девушка, у нее был такой жалкий вид, а я нес какую-то чушь и ничего не сказал, чтобы ее утешить. Она все повторяла, что понимает, почему я не хотел продавать дом. Но она все поняла совершенно неправильно. Она думала, что я очень привязан к тому месту. К счастью, появилась Мьюриел и спасла меня.

– Мисс Пикеринг? Она-то что там делала? – спросила удивленная Джесс.

– Выгуливала пса. Знаете, она всю жизнь, сколько я себя помню, держала собак. Так и представляю ее фигуру на дорожке, а за ней бежит какая-нибудь дворняжка. Ее теперешний пес – настоящее страшилище. Наверное, в Средние века с него лепили бы горгулий. Мьюриел сразу накинулась на меня, стала обзывать никудышным и так далее. У Сары появился предлог покинуть нас, а я был избавлен от необходимости продолжать разговор с ней. Так что Мьюриел, старая летучая мышь, в самом деле оказала мне добрую услугу. – Джервас криво улыбнулся.

– Почему мисс Пикеринг считает вас никудышным, как вы только что выразились? – спросила Джесс. Судя по тому, как Джервас описывал Мьюриел, неприязнь у них была взаимной.

– Она ни о ком доброго слова не скажет, – ответил Джервас. – Особенно о мужчинах. У нее был отец-тиран. Моего отца, кстати, она тоже не жаловала. Не вините ее за это. Я вот не винил. Зато она, как ни странно, любила мою мать.

– Я уже говорила с мисс Пикеринг, – заметила Джесс. – Она действительно дружила с вашей матерью.

– Я это помню. Странная у них была дружба, – задумчиво ответил Джервас; он смотрел куда-то в пространство – или в прошлое. – По-моему, мама сочувствовала Мьюриел, жалела ее. Ну а Мьюриел, скорее всего, восхищалась моей матерью, как школьница. Только, разумеется, школьницами они уже не были. Иногда я таскался за ними во время их совместных прогулок и видел на физиономии Мьюриел откровенное обожание. Моя мать была настоящей красоткой. Иногда она ездила в Лондон, ходила по магазинам и театрам и так далее. Потом она обо всем рассказывала Мьюриел. Та никогда никуда не ездила и внешне очень смахивала на своих шавок. Согласен, я не очень по-доброму отзываюсь о ней, но мать, наверное, казалась ей настоящей кинозвездой – если Мьюриел когда-нибудь ходила в кино. Вероятно, телевизор у нее в доме все-таки имеется.

Джесс подумала, что не видела у Мьюриел телевизора, во всяком случае в ее грязной гостиной.

Джервас тем временем продолжал:

– Она очень огорчилась, когда моя мать сбежала. Говорила всем, что отец убил ее, а труп зарыл где-то в округе.

– Что-о?!

– Конечно, он ее не убивал. Могу сказать вам это наверняка, потому что чуть меньше года назад я виделся с матерью и даже обедал с ней. Она по-прежнему неплохо выглядит. Во всяком случае, в то время никто ничего подобного не предполагал, кроме Мьюриел. Отец пошел к адвокатам; наверное, они велели ей заткнуться. Она и заткнулась. И раньше, и теперь я иногда дразнил ее, говорил, что знаю, где зарыт труп. Напрасно я так с ней… Наверное, когда моя мать сбежала, Мьюриел очень тяжко переживала свою утрату.

– Почему она ненавидела вашего отца? Только потому, что ваша мать бросила его и уехала из ваших краев? – осторожно спросила Джесс. Но едва ли ей удалось сохранить нейтральный тон.

Джервас горько улыбнулся:

– Вы говорили с Мьюриел. Она, наверное, вам все рассказала. Отец имел обыкновение избивать мою мать. Только не подумайте, что он колотил ее с утра до вечера каждый день. Только в спальне, когда никто не видел… Теперь я понимаю, что это как-то связано с сексом. У него, наверное, ничего не получалось, если он вначале не избивал ее, чтобы завестись.

– И вы все знали? Еще в детстве вы знали, что отец бьет мать?

– Я не знал почему, но знал, что он ее бьет, да. – Джервас прищурился. – Ему хватало ума не трогать ее лицо. Он метил ниже. Помню глухие удары и ее приглушенные крики; она старалась не кричать громко, чтобы я не услышал. Но я все равно слышал. Обычно я сидел на лестнице в пижаме, душил своего плюшевого мишку и жалел, что мне не хватает смелости ворваться к ним и защитить маму. Я презирал себя за то, что боялся так поступить.

– Бедный мальчик, – непроизвольно вырвалось у Джесс. – Какую ужасную ношу вам пришлось нести в одиночку!

– Не думаю, что в одиночку… Мьюриел же как-то обо всем узнала.