– Конечно, – коротко ответил Найт.

Он бесшумно поднялся и покинул ложу. Шорох закрывшейся за его спиной портьеры заглушила громкая музыка. Девушка осталась сидеть, бледная и безвольная. В таком положении и нашел ее Найт, когда вернулся со стаканом воды. Его отсутствие продолжалось примерно минуту, и хор только успел закончить свою партию.

Молодой человек предложил стакан Элеоноре, но она никак не отреагировала. Тогда он прикоснулся к ее руке, но она по-прежнему оставалась неподвижной. Найт наклонился и заглянул девушке в лицо, затем быстро повернулся к миссис Оливер.

– Думаю, у Элеоноры обморок, – прошептал он обеспокоенно.

– Обморок?! – воскликнула миссис Оливер, поднимаясь. – Обморок?!

Она оттолкнула свой стул, кинулась к дочери и принялась растирать ей руки. Мистер Оливер повернулся и уставился на них почти равнодушным взглядом.

– В чем дело? – поинтересовался он.

– Нам надо идти, – ответила миссис Оливер. – Элеонора потеряла сознание.

– Опять? – раздраженно спросил мистер Оливер.

Встревоженный Найт оставался рядом, пока отец и мать занимались дочерью. В конце концов ее подняли и, все еще бесчувственную и белую как смерть, перевезли в ожидавшей у театра коляске домой. Сразу были приглашены два врача, которые исчезли в ее будуаре, в то время как Найт метался между курительной комнатой и прихожей. Миссис Оливер находилась с дочерью, а мистер Оливер, устроившись в кресле, спокойно курил.

– Я не беспокоился бы на вашем месте, – обратился он к молодому человеку. – У нее время от времени случаются обмороки. Вы узнаете ее получше, когда она станет миссис Найт.

* * *

В это мгновение со второго этажа послышался крик, и Найт с ужасом взглянул на ведущую туда лестницу. Крик был резкий и пронзительный, казалось, он вонзился ему прямо в сердце, подобно стреле. Но мистер Оливер воспринял его спокойно и даже улыбнулся гостю.

– Теперь моя жена грохнулась в обморок, – объяснил он. – Так часто бывает, я знаю, – добавил он доверительно. – Мою жену и двух дочерей настолько изматывает постоянная общественная деятельность, что они могут отключиться в любой момент. Я много раз говорил им об этом, но они не хотят слушать.

Несмотря на спокойный тон мистера Оливера, Найт по-прежнему не сводил глаз с лестницы, ведущей на второй этаж. Спустя минуту по ней спустился мужчина. Это был доктор Брандер, один из приглашенных врачей. Судя по его лицу, он был в состоянии, близком к шоку.

– Как она? – бросился к нему Найт.

– Где мистер Оливер? – вместо ответа проговорил доктор Брандер.

– В курительной комнате, – сообщил молодой человек. – В чем дело?

Не ответив, врач направился к отцу Элеоноры.

Мистер Оливер поднял на него глаза.

– Вы привели ее в чувство? – спросил он.

– Она умерла, – ответил эскулап.

– Умерла?! – воскликнул Найт.

Мистер Оливер резко встал и с силой схватил врача за плечи. Какое-то мгновение он просто таращился на него, а затем его лицо приобрело мертвенно-бледный оттенок.

– Сердце отказало? – спросил он наконец, с трудом взяв себя в руки.

– Нет, ее зарезали.

Доктор Брандер переводил взгляд то на одного мужчину, стоявшего перед ним, то на другого. Лица у обоих были бледными, а вокруг глаз проступила сетка морщин.

– Как такое возможно?! – воскликнул наконец Найт. – Где она?! Я иду к ней!

Доктор Брандер остановил его рукой.

– Не стоит этого делать, – сказал он спокойно.

Мистер Оливер долго молчал, и, глядя на его лицо, врач понимал, сколь противоречивые эмоции боролись в душе этого человека. Рука несчастного, вцепившаяся ему в плечо, ужасно дрожала. В конце концов к отцу Элеоноры вернулся голос.

– Что же случилось? – тихо спросил он.

– Ее зарезали, – повторил доктор Брандер. – Обследовав вашу дочь, мы обнаружили нож – длинный острый стилет с короткой рукояткой. Его вонзили с огромной силой прямо под левую руку, и он пробил ее сердце. Скорее всего, она уже была мертва, когда ее вынесли из ложи в опере. Стилет оставался в ране и препятствовал кровотечению, а благодаря его положению и короткой рукоятке, его не заметили, когда девушку поднимали в коляску. Мы обнаружили нож только через несколько минут после нашего приезда: рука Элеоноры закрывала его.

– Вы уже рассказали моей жене? – спросил мистер Оливер быстро.

– Она присутствовала при этом, – продолжил врач. – Потом закричала и лишилась чувств. Доктор Сивер занимается ею. Ее состояние… оставляет желать лучшего. Где у вас телефон? Я должен известить полицию.

Мистер Оливер попытался спросить еще что-то, но вместо этого резко опустился на стул и откинулся на спинку, однако через мгновение снова вскочил и устремился вверх по лестнице на второй этаж. Найт, чье лицо словно окаменело, неподвижно стоял, пока доктор Брандер разговаривал по телефону. Наконец эскулап закончил.

– Звонок в полицию означает, что Элеонор не сама убила себя? – спросил молодой человек.

– Это было убийство, – услышал он в ответ. – Она не смогла бы так себя ударить. Нож вошел вот сюда, – продолжил врач и указал точку, расположенную на четыре дюйма ниже левой подмышки. – Видите ли, – продолжил он, – душегуб специально взял очень длинное лезвие, чтобы пробить сердце.

Отчаяние отразилось в глазах Найта. Он сел у стола, уронил голову на руки и долго так сидел. Только лишь раз молодой человек поднял взгляд и спросил:

– Где нож?

– У меня, – ответил доктор Брандер. – Я должен передать его властям.

– Итак, – начал Мыслящая Машина своим тихим, с нотками раздражения голосом, когда репортер Хатчинсон Хэтч наконец перестал говорить и откинулся назад, готовый слушать, – любая проблема, прежде всего, представляют собой просто совокупность определенных фактов. Следовательно, в данном случае надо сложить все факты, чтобы убедиться, что дважды два – всегда четыре, и никак иначе. – Профессор Август С. Ф. Х. Ван Дузен, ученый и логик, сделал паузу, чтобы удобнее устроить голову на подголовнике кресла, затем продолжил: – Ваше описание данной трагедии дает мне все необходимые факты: первое – Элеонора Оливер мертва, она скончалась от колющей раны, нанесенной стилетом и расположенной в таком месте, что девушка вряд ли могла нанести ее сама, второе – Сильвестр Найт, жених Элеоноры, находится под арестом. Это все, известное нам, не так ли?

– Вы забыли сказать, что ее зарезали в ложе оперы, – заметил репортер, – в присутствии трех или четырех сотен человек.

– Я ничего не забываю, – буркнул ученый. – Мы на самом деле не знаем точно, где ее зарезали. Нам известно, что она была больна и, возможно, потеряла сознание. С таким же успехом девушку могли убить в коляске или в ее собственной комнате.

У Хэтча широко раскрылись глаза, когда он услышал это.

– Скорее всего, – продолжил Мыслящая Машина чуть менее агрессивно, – ее зарезали