«Лучше всего было бы её просто убрать», — усмехнулся он. Не весть какое, но всё-таки начало.

Нет, не уборка, конечно — если уж совершать преступление, так по возможности сохраняя белый воротничок. А вот подставить её было бы очень кстати.

Или ещё лучше: свалить всё на неё. Мол, это она нарушала законы, а сам Valebrook чист, как младенец.

Но для начала требовалось к ней подобраться, а потом уже выяснить, в каком направлении двигаться.

Пойти изведанным способом: как бы случайно познакомиться на званом ужине или вернисаже, войти в доверие, покопаться в душе и в отчётности.

А ещё (но это приватная информация, которую Алан тщательно оберегал даже от собственного сознания) подчёркнуто правильная надменная героиня Памелы Трэверс с подросткового возраста вызывала у него своего рода волнение.

Блэк одним махом осушил стакан и, махнув бармену, чтобы записал на его счёт, заторопился на выход.

[1] SFO — Serious Fraud Office (англ.). Британское государственное ведомство, занимающееся расследованием и судебным преследованием случаев мошенничества и коррупции.

[2] SGS (Société Générale de Surveillance) — крупнейшая в мире компания по инспекции, верификации, испытаниям и сертификации топлива. Имеет представительства по всему миру; штаб-квартира — в Женеве, Швейцария.

Сцена 4. Sic transit gloria (feckin’) mundi

Суббота, 08 октября 2016 года

Суверенитет и здравый смысл: есть ли границы у воли народа?

Неофициальное название темы диспута в салоне контессы звучало, впрочем, менее приглядно: Brexit or brekshit?

Алан Блэк так и знал, что речь снова зайдёт об этом дерьме. Но этикет требовал высказаться. Держа в голове, что на вечере присутствуют как сторонники выхода Британии из Евросоюза, так и противники — и неизвестно ещё, с кем из них и когда ему предстоит сотрудничать.

Так что Алан благоразумно занял нейтральную позицию.

Первым выступил лорд Скиннер с его поразительной способностью вещать двадцать минут, не произнеся при этом ни одного глагола действия. Он апеллировал к «славной кельтско-англосаксонской истории», «непогрешимости фунта» и «глубинному духу Альбиона». Ни разу не назвал себя сторонником «великого исхода», но этим духом был пропитан каждый его взгляд, жест и пауза, а внешний вид и в особенности фетровый котелок на редеющих сединах были призваны служить немым укором самой идее вступления в ЕС.

Доктор Генриетта Стоун сочла нужным вежливо вмешаться. Начала с разъяснения, почему «глубинный дух» — скорее иллюзия, а также наследие римлян, викингов, норманнов и бог весть кого ещё, осаждавшего остров на протяжении веков. Она апеллировала к логике, экономике, ответственности поколений и — конечно — правам человека.

И вот тогда Алан решил, что настал удобный момент взять слово.

— Leave or remain? [1] — провозгласил он гамлетовским тоном. — Remain or leave? Вот что скажу, господа: я здесь не для того, чтобы защищать или опровергать Brexit. Меня интересует, почему мы вообще считаем, что решение большинства — априори верное. А заодно кто, как и зачем манипулирует общественным мнением. Мы всё время говорим «народ решил». А кто сказал, что он прав? Это же не пресловутый коллективный разум, а коллективная тупизна. Толпа, горланящая на площади, ратующая за сожжение ведьмы: ведь у неё зелёные глаза! А наверху идёт банальная подстройка через страх: кампания Leave играет на страхе потери идентичности; кампания Remain — на страхе потери денег. Вопрос: где хоть одна концептуальная, зрелая модель будущего, а не флаеры, настольные флажки и пустые лозунги?

Алан внимательно оглядел обоих своих оппонентов, как двух старейших производителей британского чая, которые хоть и враждуют между собой, и не терпят друг друга, но, по сути, торгуют одной и той же индийской листовой мешаниной в пакетиках.

— Многие голосовали за выход только чтобы насолить столичной элите, — продолжил он, взяв с подноса коктейльный бокал. — То есть Brexit стал формой коллективной мести мажорам, а не стратегическим выбором. Как если бы пациент сказал: «Я не доверяю врачам, вырежу аппендикс сам», — и на это пошло большинство. Именно поэтому меня пугает не Brexit, а то, как охотно общество усмотрело в споре о выходе из ЕС мифическое рациональное зерно, а не очередную попытку обвести его вокруг пальца. А если завтра верхушка решит, что Земля плоская — все будут так же кивать и снаряжать экспедиции на край света?

Он ещё не знал, но уже догадывался, что мир в самом деле катился именно к этому. Контесса сухо зааплодировала, поднялась со своего бархатного кресла, поправила узкую юбку движением бёдер.

— Мне, видимо, придётся вас поощрить, синьор Блэк, за смелость доходчиво и ясно донести непопулярное мнение до ушей собравшихся. Вы напомнили нам, что истина редко кричит с балконов. Она шепчет, сквозит в междометиях, в юморе — и, как правило, избегает протоколирования. Браво.

Скиннер прокашлялся и ненадолго снял котелок, чтобы вытереть испарину носовым платком.

— Надеюсь, в следующий раз, мистер Блэк, вы приложите не меньшую остроту ума к изложению своей позиции — если таковая, конечно, существует, а не всего лишь отражается в витринах чужих заблуждений.

— Лорд Скиннер, позвольте заметить, моя позиция — это не коллекция старинных безглагольных постулатов, а попытка трезво взглянуть на вещи. Намерение не занять одну из сторон этого гротескного конфликта, а непредвзято оценить ситуацию.

Пустое, конечно же. На самом деле Алан Блэк заполнял словесами эфир, а сам в это время размышлял о других вещах.

Предварительная разведка показала, что Поппи Меррис не бывает ни на приёмах, ни на вернисажах. Она хоть и неравнодушна к искусству, но предпочитает любоваться им отдельно от толпы, в точное время, установленное регламентом. Вообще весьма пунктуальная женщина, Блэку это импонировало. Не только потому, что Алан любил пунктуальных людей, но и потому, что здесь таилась предсказуемость. Уязвимость.

Правда, на этом положительные новости заканчивались. Поппи редко появлялась в публичных местах. Дом — работа — частные визиты. Жила одна, не держала собаки, так что прогулки тоже отменялись. Питомцев у неё не водилось вовсе, хотя дьявольская смешинка, застывшая в уголках губ, заставляла предположить, что в подвале у Поппи был скрыт нелегальный швейный цех, полный заложников-азиатов.

Как её вообще заманили в их траст, интересно?

В графе «хобби» — прочерк. Не отсутствие, скорее всего, просто недостаточно данных.

Оставалась надежда на взлом телефона. Алан Блэк связался с человеком, способным в этом помочь, но вот незадача: тот перманентно пребывал в пивном запое. Сам считал это понятие «чушью свинячьей», ведь пиво, по сути, слабоалкогольный напиток, и