завязку. Только пятницу и удалось кое-как разгрузить. А в субботу слушание по очередному пустяковому делу и вечер у Ираиды Ван дер Страпп. Ах, да, ещё предстоит заглянуть на кладбище к старому сидельцу, не то мать будет скорбно вздыхать и обвинять в отсутствии сыновних чувств (вполне, между прочим, заслуженно — что обвинение, что само отсутствие).
Хорошо хоть сама не появится: будет петь в местном церковном хоре псалмы, в которые верует сердцем, но поступает при этом им всякий раз вопреки.
Закуска вышла прогорклой.
Первая же полоса The Times всё равно что плюнула в лицо:
«Премьер-министр Тереза Мэй объявила, что официальный запуск процедуры выхода из ЕС по статье 50 состоится не позже конца марта 2017 года»
— Ну конечно, — усмехнулся он, пододвигая к себе чашку. — Потому что если уж прыгать с утёса, то лучше в марте — свежо, бодрит. А пока можно трижды передумать, уволить половину кабинета и ввести визы в Шотландию.
Он просмотрел по касательной ещё пару статей, посвящённых Brexit, в очередной раз внутренне скорчил рожу в приступе тошноты, подумав над тем, какой недоумок вообще изобрёл это мерзкое словцо, и перешёл к Financial Times.
«Фунт стерлингов испытал flash crash на азиатских рынках…»
Алан едва не поперхнулся кофе.
— Стало быть, фунт внезапно осознал, что ему предстоит развод с континентом, и решил инсценировать нервный срыв. Примерно как Элли, когда я забыл о нашей годовщине этим летом. Что ж, по крайней мере он не бросал фотоальбомов в камин, а кольцо — в ванный слив.
The Guardian, в свою очередь, вернулся к теме выхода из ЕС и доложил, что суд должен решить, имеет ли парламент право голосовать по запуску статьи 50.
— А-а-а, вот оно как. Мы играем в демократию. Миленько. Через восемьсот лет после Magna Carta пришло самое время выяснить, нужно ли парламенту… голосовать. Восхитительный поворот в британской конституционности: всё основано на вежливых допущениях и чаепитиях.
Он вздохнул и выглянул за жалюзи в ответ на стук капель по стеклу — будто позвавший его, не вполне понимая зачем.
Скука.
Взял в руки Tatler, который приходилось выписывать не из прихоти, а чтобы следовать моде.
«Новая коллекция осень — зима: возвращение охотничьего твида!»
— Ага, идеально. Чтобы штурмовать продовольственные склады после падения фунта — с шиком. В твиде. Британия уходит в изоляцию, и делает это в защитных цветах.
Впрочем, хаки ему шёл. Стоило заказать костюм.
Он добавил заметку в блокнот на телефоне и отхлебнул из чашки. Поморщился.
— Грёбаный кофе. Похож на предвыборные обещания: горький, горячий и от него потом несварение. Какого дьявола фройляйн Шпигель не поменяла фильтр?!
Фройляйн Шпигель была, вопреки напрашивающимся гипотезам, не розовощёкой немецкой девчушкой, а дамой строгих правил и безукоризненного поведения. Происходя родом из Зальцбурга, она являла собой дисциплинированность прусской школы, говорила с акцентом австрийской элиты и произносила слова будто каждое из них — исключительно ценная фарфоровая ваза, которую ни в коем случае нельзя ронять.
Она служила в этом доме экономкой вот уже восемь лет, но Алан до сих пор не знал её имени и не был уверен, располагает ли фройляйн им вообще. Впрочем, это было более чем реципрокно. Фройляйн Шпигель обращалась к нему исключительно Herr Black — с придыханием, сдержанным, как выстрел в театре. Когда её шаги стучали по дубовому паркету, пыль в радиусе трёх метров сама куда-то молниеносно испарялась, а воздух в комнате становится чище и озонированнее при её появлении. Алан платил австрийке как мишленовскому шефу и держал её с тем посылом, что этой женщине можно было поручить любую домашнюю работу — от глажки выходного костюма для визита в Букингемский дворец до утилизации трупа в гостевой ванной. Она справится по высшему разряду, в кратчайшие сроки, и не задаст ни одного вопроса.
Она сама же просила называть её фройляйн, нарочито подчёркивая статус надменно незамужней. Появлялась в безукоризненно белом переднике и лаковых туфлях-лодочках, пахла морозным утром, мятными пастилками, а по пятницам к этому букету добавлялся едва уловимый душок валерианы. Сегодня была пятница, но в доме не наблюдалось ни запаха валерьянки, ни начищенных до блеска половиц, ни свежего фильтра в кофемашине.
Блэк огляделся по сторонам, провёл пальцем по кухонной столешнице, чёрной, как безлунная ночь у экватора. Фройляйн Шпигель ещё не приходила, и это было на неё не похоже.
Впервые хоть что-то за это утро взволновало его по-настоящему.
Он отложил очередную газету с тизером к «Фантастическим тварям и где они обитают». Сейчас его куда больше заинтересовало, где обитает его экономка. Или куда подевалась. Её сегодняшняя неявка была не халатностью: халатностей эта женщина не терпела почище него. Это был инцидент.
Телефон на столе зажил своей жизнью, шагнул, подгоняемый виброзвонком, к краю, приготовился сымитировать суицид. Блэк предотвратил катастрофу, принял входящий.
— Что значит, где-то на Кубе или в Доминикане? Мне нужна конкретика. Сегодня же. Нет, «сегодня» это не метафора.
Алан положил трубку, втянул носом воздух. Подобного поворота даже он не ожидал. Так далеко Элеонора ещё не убегала. Любопытная тактика: пересечь Атлантику, чтобы её наконец заметили. Или какую она там цель преследовала? Получив её очередное ультимативное голосовое сообщение, он так и не удосужился его прослушать. Удалил сразу после слов «я от тебя ухожу»: в третий раз за десять лет брака это было совсем не смешно и даже не занятно.
Ну что же, пора собирать чемодан — паковать льняные шорты и крем для загара. И хорошо бы ещё наручники и ремень.
Алан на всякий случай набрал номер фройляйн Шпигель, сохранённый у него в контактах на случай ядерной катастрофы, атаки Скайнета или зомби-апокалипсиса, но воспользоваться которым ввиду непретворяемости в жизнь вышеизложенных сценариев ему пока ни разу не довелось.
Три гудка, сброс на автоответчик, не счевший нужным даже представиться. Блэк оставил короткое сообщение, чисто ради формальности. Он был уверен, что его не прослушают, но таков протокол.
Вымыл чашку, протёр со стола с выражением лица «мол, так уж и быть». Намеревался перейти к повседневным делам, когда в дверь позвонили.
Кого там черти принесли в такое время?
Увидев в глазок бравых парней, один из которых был в форме, он чертыхнулся повторно. Поправил футболку, нацепил одну из своих типичных адвокатских масок, наскоро оглядел себя в зеркало и открыл.
— Мистер Алан Блэк?
— Допустим, — нехотя признал и не признал тот. — А кто спрашивает?
Офицер недовольно хмыкнул. Его спутник в свою очередь достал удостоверение.
— Следователь Роберт Хэйл, лондонское отделение SFO [1]. Мы пришли