Снова отворилась дверь, и вошла Варя. Она несла в руках большой пакет с сэндвичами, а во второй руке держала картонный держатель, наполненный кофейными стаканчиками. Обычные рыжие кудряшки были гладко зачёсаны назад. Несмотря на намечающуюся жару, Варвара была в чёрном бадлоне с высоким воротом и тёмных с жёлтой прострочкой джинсах.

— Здравствуйте, — буднично произнесла она, словно вчера просто отправилась домой после окончания рабочего дня.

— Варя! — Лашников подался к ней. — Варя, зачем? Зачем ты пришла?

У Игоря вспухла возле виска венка, стала пульсировать и набирать синий цвет. По его метаниям и пролёгшей возле рта горькой складке было понятно, что Игорь Лашников в тот далёкий ноябрьский день, когда он впервые увидел Варю, просто пропал. Потому что теперь он словно растворился в девушке, всё время боялся за неё и не мог себя простить за то, что не смог уберечь. И теперь всё что ему оставалось — это гиперопека. Это чувство душило их обоих, не давало дышать, жить и любить.

Мечина взглядом остановила все пререкания, молча передала Игорю съестное, достала из тумбочки тарелки и стала пирамидкой выкладывать из пакета завёрнутые в бумагу бутерброды. К ней подошла Софья.

— Всё подписано. Где рыба, где мясо, где просто овощи, — вздохнула Варя с лёгкой улыбкой. — Вы ж голодные, наверное.

— Здравствуй, Варя, — проговорила Софья. — Рада видеть тебя.

И почему-то именно эти простые действия привели пространство в движение. Закрутилась, завертелась жизнь, зашуршала обёртка, и по кабинету поплыли ароматы раннего завтрака.

— Жрёте?! А дочь моя где?! — взвился вдруг яростный крик за спинами людей. — Я вас всех пересажаю! Суки, вы у меня под суд отправитесь!

В прорехе проёма стоял всклокоченный депутат Бондарев, его глаза горели, кожа на лице синела фиолетовыми пятнами, а рот, выплёвывая ругательства, кривился в гримасе ярости. Мужчина бессильно сжимал кулаки, пытался ещё что-то сказать, но лёгкая рябь судороги перекрыла кислород и не дала этого сделать, он подавился вдохом и кульком повалился вперёд на пол. Береговой с Лашниковым едва успели подхватить его у самой поверхности. Тело безжизненно повисло, и через десять минут по лестницам следственного комитета наверх летели врачи. Но уже было слишком поздно, сердце народного избранника перестало биться.

* * *

Утреннее безмолвие перетекло в кабинет начальника управления. Он долго сидел с телефоном в руках: после оглушающей новости мозг, казалось, заполз поглубже в твердь черепной коробки и не хотел показываться, чтобы не осознавать масштаб проблемы, с которой пришлось столкнуться. Дочь депутата была похищена, а может быть её уже и убили, сам депутат почил на пороге следователя, который занимается делом Олеси. Ситуация — хуже не придумаешь.

— Андрей, — начальник следствия набрал номер Касаткина. — Я жду тебе через полчаса и насрать где ты. Хоть на Луне.

Малинину сегодня казалось, что он дал какой-то странный обет молчания. Потому что он снова сидел и просто водил глазами в пространстве, не представляя, что делать в следующую минуту. Его вместе с Касаткиным вызвали в кабинет высокого руководства и сейчас Андрей Михайлович чётко рапортовал о производимых действиях, а Егор сидел, разглядывал огромную площадь кабинета, и в голову лезли дурацкие мысли, что здесь можно было бы соорудить несколько комнат для малоимущих граждан или сделать класс для детей-инвалидов. Он потряс головой вытряхнул оттуда вязкий перебор умозаключений, не относящихся к делу, и попробовал вникнуть в скучную статистику отчёта, которую сейчас зачитывал сухонький и лысоватый мужичок. Егор даже не заметил, как сменился оратор, и что Касаткин уже давно просто сидит рядом и смотрит в блестящую поверхность столешницы.

«А я-то здесь зачем?» — нацарапал в углу блокнота Егор и чуть подвинул листок к Касаткину.

— А вы, Егор Николаевич, не стесняйтесь! Смелее! — прогремел начальник управления. — Ведь смогли же вы депутата Бондарева до сердечного приступа довести. На это вам хватило ума и смекалки. Теперь вот любовные записки Касаткину пишите? Так, может, вы поделитесь с нами, как вы умудряетесь так прогрессивно работать?

— Сам удивляюсь, — глухо сказал Малинин, и эта фраза буквально сдетонировала пространство.

Даже вечером, выдвигаясь домой, Малинин всё ещё слышал отголоски грозного рокота нелестных эпитетов, на которые не поскупился начальник в квадрате, как называли его ребята из отдела.

Попытки объяснить, что к поискам привлекли даже тех специалистов, кто вдоль и поперёк истоптал этот парк не только по земле, но и под землёй, то есть знает все доступные проходы под дворцами — не дали никаких результатов. Хотя Малинин, увидев посох, уже был уверен в том, что они не ищут охотников до лёгких развлечений или очередного морального урода, вышедшего в поисках жертвы в ночную пору. Таких совпадений не бывает.

Егор припарковал машину возле дома, привычно бросил взгляд в окна своей квартиры, увидел, как они привычно зияют темнотой, и подумал, что уже даже не помнит, когда последний раз его суженная возвращалась раньше него. Но, чувствуя себя безмерно виноватым из-за Софьи, даже сейчас, когда семейный ржавый баркас Малининых бодро шёл ко дну, Егор никогда не задавал вопросов. Он просто жил в том мире, где жена ему говорила, что просто ищет себя. И разве было важно, в какое время суток она это делает?

Нагретая за день квартира встретила душным теплом, в кухне роился отвратительный запах тухлятины, и Малинин, обнюхав все возможные места, нашёл чадящий ароматами гнили пакетик с овощами, забытый на подоконнике. Он поднял капающий мутноватой водичкой целлофан, кинул его в помойное ведро и вернулся с тряпкой, чтобы затереть некрасивое жёлтое пятно, въедающееся в дешёвый пластик подоконника. Егор задумчиво тёр поверхность, когда внизу остановилось такси, оттуда каким-то козлиным гоголем выпрыгнул мужчина, открыл заднюю дверцу, и на улице показалась женщина. Егор даже замер на месте, когда увидел, что люди целуются. Не то чтобы он никогда не видел поцелуи, просто он точно никогда со стороны не видел, как целуется его жена. Он долго и не отрываясь смотрел на шарившее по спине когда-то любимой женщины чужие руки, на то, как она заливисто смеётся, машет на прощание цветами и счастливая заходит в подъезд.

Сначала Егор хотел, как и всегда, побыстрее юркнуть в постель, чтобы избежать излишних скандалов, но потом почему-то решил остаться. Сейчас ему страстно хотелось, чтобы хоть в одной части его жизни наступил порядок и определённость. Он даже не стал отходить от окна, чтобы Ольга поняла, какое ему сейчас открылось зрелище.

— Ты не спишь? — весело спросила женщина, появляясь на кухне.

Она