устраивают ее объяснения. – Тогда почему в то утро, когда Быстрову нашли мертвой, вы не открыли дверь ее каюты своим ключом, а обратились за помощью к господину Орлову? Вы знали, что ваша благодетельница мертва, и хотели обеспечить себе алиби?
Лиза сверкнула глазами, но это был блеск ярости, а не страха.
– Мне не нужно было никакое алиби, потому что я, разумеется, не убивала Анну Михайловну. И не называйте ее моей благодетельницей. Она, будучи женой моего деда, вырастила меня. Но меня не подбирали на улице, я не шелудивая собачонка и не приживалка.
«Ого, а мы, оказывается, умеем и зубы показывать», – подумал Орлов.
– А что касается вашего вопроса, то все очень просто. Я не могла отпереть дверь каюты Анны Михайловны своим ключом, потому что у меня его украли.
– Как украли? Когда? – Следователь аж вперед подался всем корпусом.
Орлов тоже напрягся. Украсть ключ от каюты старушки мог только убийца. А они-то ломали голову, кого Быстрова могла впустить к себе ночью. Получается, что она никого не впускала, убийца отпер дверь украденным ключом.
– Я не знаю. Я хватилась его утром, именно тогда, когда Анна Михайловна не открыла на мой стук. Вечером мы попрощались, я пожелала ей спокойной ночи и ушла к себе. Ключ мне не потребовался.
– А где вы его хранили?
– В кармане кофты.
Лиза продемонстрировала свой довольно растянутый трикотажный лапсердак с большими карманами.
– То есть его могли вытащить у вас из кармана накануне вечером?
– Да, но я понятия не имею, при каких обстоятельствах это случилось.
– Хорошо. Идем дальше. Елизавета Геннадьевна, зачем вы с вашей… Быстровой поехали в этот круиз?
Вот теперь в глазах Лизы мелькнул страх, тот самый, отблески которого Орлову уже были хорошо знакомы. Почему-то ее очень пугал этот простой вопрос.
– Это просто отпуск, – вяло промямлила она. – Я же говорила.
– Нет, Елизавета Геннадьевна, это не просто отпуск, – мягко возразил Бекетов. – Я уже задавал этот вопрос, и вы ответили на него отрицательно, но все же позволю себе его повторить. Вы с Анной Михайловной специально купили тур на «Звездную страну», чтобы встретиться здесь с академиком Лурье?
– Нет же, – нетерпеливо повторила Лиза. – Анна Михайловна никогда не упоминала, что знакома с Леонидом Петровичем. Да если бы я только знала…
Она оборвала свои слова, словно захлебнулась ими.
– Если бы вы знали что?
– Владимир Николаевич, можно я? – Таисия даже руку подняла, как школьница-отличница.
Орлов в очередной раз умилился.
– Валяйте.
– Лиза, у вас серьезно болеет дочь. Варя. Почему-то мне кажется, что ей нужна пересадка какого-то жизненно важного органа. Это так?
Теперь Лиза походила на воздушный шарик, из которого выпустили весь воздух.
– Сердца, – ответила она так тихо, что пришлось напрячь слух, чтобы расслышать. – Моей десятилетней девочке требуется пересадка сердца.
– Так, значит, вы все-таки приехали сюда ради академика Лурье? – снова спросил Бекетов.
– Да нет же! – в сердцах закричала Лиза. Как раненый зверь, попавший в смертельную ловушку. – Если бы я только знала, что она знакома с самим Лурье! Разумеется, я бы настояла, чтобы она обратилась к нему за помощью. Но в том-то и дело, что старуха ни разу не обмолвилась об этом. Ни словечком, понимаете? Она могла спасти мою девочку, если бы смирила свою гордыню и попросила Леонида Петровича о помощи. Но какие-то глупые обиды, с момента причинения которых прошло уже полвека, оказались важнее, чем моя Варя.
Похоже, Лиза действительно говорила правду. В таком отчаянии не лгут, это Орлов понимал отчетливо.
– Какой диагноз? – отрывисто спросил он, потому что шеф хранил молчание.
Пусть молчит, сколько хочет, лишь бы снова сердечный приступ не выдал.
– Идиопатическая дилатационная кардиомиопатия, – ответила Лиза.
Ну да, серьезно. Диагноз, названный Лизой, характеризовался миокардиальным поражением с расширением полости левого или обоих желудочков и нарушением сократительной функции сердца. Проявлялась болезнь признаками застойной сердечной недостаточности, тромбоэмболическим синдромом, нарушениями сердечного ритма. При тяжелом течении могло приводить к внезапной смерти и требовало хирургического лечения, в том числе и трансплантации. Жалко девчонку.
– Сколько лет прошло с момента постановки диагноза? – Лурье включился в разговор.
Слава богу, отмер. Глядишь, и обойдется без последствий упоминание о том, как была обижена на него ненаглядная Анна Михайловна. Так сильно, что не захотела напомнить о себе даже в случае острой необходимости.
– Три. Испробовали все методы консервативного лечения, но состояние все время ухудшается. Уже дважды была остановка сердца. Показана трансплантация, но врачи в Новосибирске сразу предупредили нас, что это из области фантастики. Взрослые органы для пересадки Варе не подходят, она очень хрупкая, из-за болезни большой недобор веса. При норме от двадцати одного до двадцати шести килограммов Варя весит девятнадцать. Ей нужно именно детское сердце для пересадки, а смертность детей и подростков в России невелика, и родители погибших детей далеко не всегда готовы на такую жертву.
– Вы ведь знаете, что даже если вам повезет, это не на всю жизнь? – мягко спросил Орлов.
– Да, – кивнула Лиза. – И про то, что выживаемость после таких операций восемьдесят процентов, знаю, и про то, что срок службы донорского сердца в нашем случае составит всего три года, а потом организм подрастет и потребуется ретрансплантация. И про то, что все это время будет требоваться постоянный контроль и лекарства против отторжения прижившегося органа. Я все это знаю, но что толку об этом думать, если подходящего нам донора все равно нет.
Она закрыла лицо ладонями и горько расплакалась. Таисия тоже чуть не плакала, так ей стало жалко Лизу. Павел был совсем белым, словно натянул на лицо присыпанную рисовой мукой маску. Лурье и Орлов, хоть и повидали на своем врачебном веку немало родительского горя, тоже чувствовали себя не в своей тарелке. И только Бекетов оставался совершенно беспристрастным. По крайней мере, внешне.
– Елизавета Геннадьевна, для чего вы с Анной Михайловной отправились в этот круиз? – спросил он снова.
Лиза отняла руки от измученного лица.
– Молчи, не надо! – воскликнул Павел, но она лишь покачала головой.
– Я скажу, я не могу больше молчать, – тихо сказала она. – Мы с Анной Михайловной должны были здесь, на теплоходе встретиться с Константином Беловым.
– Зачем?
– Чтобы купить у него донорское сердце для Вари, – еще тише ответила Лиза и снова заплакала.
День девятыйМамадыш
В девять часов утра теплоход пришвартовался к пристани городка под названием Мамадыш, о существовании которого до круиза Таисия, к своему стыду, вообще не знала. На экскурсию было решено не ехать. И Таисия, и, она видела, Лурье с Орловым после вчерашнего разговора с Лизой пребывали